Ученица Красногвардейской средней школы Сабина Ильясова активно участвует во всех литературных конкурсах — областных и республиканских: «Рукописная книга», «Капитанская дочка», «Моя малая родина». В этом году Сабина Ильясова стала лауреатом Всероссийского литературного конкурса «Капитанская дочка» за цикл очерков и юмористических рассказов.

Сегодня мы знакомим наших читателей с рассказами юной писательницы и желаем ей доброго пути в творческом плавании.

Плюс

Когда я была маленькой, я была спокойной девочкой, не шалила. Я не рисовала губной помадой на обоях, не брала в руки спички, не лезла пальцами в розетки. Мама даже могла оставить меня на пару часиков одну и сбегать в магазин. А всё потому, что я могла часами смотреть мультики, детские фильмы. Однажды мне попался очень страшный, но интересный фильм про приключения Индианы Джонса. Я смотрела его несколько раз. Конечно, не всё понимала, но кадры, где герои сражались с полчищами тараканов, жуков, где на голову им сваливались клубки змей, пауков, т.е. буквально на каждом шагу поджидали опасности, меня просто завораживали.

…Мы уже легли спать. Я вспомнила этот фильм и спросила:

— Мам, а почему этого Джонса с плюсом забрали в полицию?

— С каким плюсом?

— Который он раскопал в пещере?

— Я не знаю, что он там раскопал. Какой ещё плюс, в какой пещере? — сонно ответила мне мама.

— Обыкновенный. Он положил его в карман, вышел из пещеры, а полиция за ним погналась, отняла у него этот плюс и посадила в тюрьму, — уже раздражаясь, что меня не понимают, ответила я.

— Не знаю, что там за плюс, я не видела этот фильм, давай спать, утром разберёмся.

— Пап, а ты знаешь, зачем его в полицию забрали с плюсом?

После такого же диалога с папой родители уже не выдержали и, хотя было уже давно за полночь, встали и включили видеомагнитофон. Нашли тот эпизод, когда Индиана Джонс раскапывал в пещере клад.

— Вот, вот, смотрите, сейчас он вытащит из сундука плюс. Видите, теперь он кладёт его в карман, — закричала я.

Родители переглянулись, расхохотались и почти хором воскликнули:

— Это же крест!

Мне было около четырёх лет, вычитать и складывать до десяти я уже умела. А потому две перекрещивающиеся палочки в моём представлении были лишь плюсом.

Настоящий христианский крест я увидела через несколько месяцев, когда мама впервые привела меня в церковь.

«Я — коза!»

Когда я была маленькой, мои родители с друзьями часто устраивали пикники с рыбалкой.

— Наварим супухи (производное от суп-уха), на второе — шашлычка. Отдохнём, послушаем атамана войска казацкого, — смеясь, договаривались взрослые.

В тот раз всё было как всегда. Мужчины делали вид, что ловят рыбу, рыба делала вид, что ловится: съест очередного червяка и срывается с крючка. А потому ближайший час с берега доносились дикие вопли раздосадованных рыбаков-кормильцев. Женщины готовили салаты, говорили про огород, погоду, моду, работу, тех же кормильцев. Дети бегали от поляны к берегу и обратно, мешали и тем и другим. Потом часа через два в очередной раз подтверждалось, что пропавший у мужчин инстинкт добытчика так и не восстановился, а потому супуху варить не из чего. Тут начались жариться шашлыки из прихваченного дома мяса.

И вот уже, когда пикник начинает приходить к апогею, вдруг дядя Толик после принятия определённого количества начинает громко говорить, всех перекрикивая, перебивая. «Ну вот, включилась Би-би-си», — с улыбкой отмечают остальные. Дядя Толик имеет обо всём на свете своё суждение, которое почему-то всегда отличается от остальных мнений. Минут через двадцать монолога на тему о политике (читай — спорте, экономике, медицине и т.п.) он, как всегда, начинает бить себя в грудь и восклицать: «Я — потомственный казак, я не позволю!.. Я казак, я просто не позволю власти!.. Я казак, я не могу терпеть!.. Я казак!.. Я казак!..». Периодически он прерывает свою речь, чтобы выпить воды и задать вопрос тоном, не терпящим возражений: «Я что, не прав?», при этом пристально вглядывясь в каждого. Именно в этот момент почему-то все, молча уткнувшись в тарелки, начинают усиленно есть и только кивают в знак согласия. Никто не перечит, не перебивает, и тем более, ни коем случае не осмеливается спорить. А над головами ещё минут десять всё плывёт и плывёт: «…Казак!.. Казак!..».

Я всегда не могла понять, почему все молчат и никто его не поправит. Ведь то, что говорил он о себе, была вопиющая ложь! И вот в очередной такой пикник я всё-таки не выдержала. Раз и навсегда надо было положить конец этой неправде! Я вскочила и, перекрикивая дядю Толика, громко сказала:

— Дядя Толик, Вы не правы, я так считаю! — все прекратили есть и уставились на меня. Тишина, небольшая пауза. Я продолжила:

— Почему Вы всегда говорите «Я — коза! «Я — коза!». Дядя Толик, Вы же дяденька, а не тётенька, поэтому Вы не коза, Вам надо говорить «Я — козёл»!  — поправила я его.

Но вместо того, чтобы поддержать меня, все стали громко смеяться. …Прошло уже больше десяти лет. На очередном пикнике, когда у дяди Толика начинается монолог «Я — казак!», он вдруг резко так обернётся, будто что-то припоминая, найдёт меня глазами, погрозит пальцем и хитренько так скажет: «Ну, Сабина, ну, коза!».

Имя

Когда я была маленькой, у моего уже взрослого двоюродного брата родился сын. Мы с папой и мамой тоже были приглашены на обряд имянаречения. Среди гостей ходил мужчина, одетый не как все. Его халат из тёмно-зелёного бархата был расшит золотыми и цветными нитками. Головной убор тоже весь блестел. «Это тюрбан», — объяснила мне мама. С ним все говорили очень уважительно. Затем он начал читать молитвы на незнакомом языке, возводя руки к небу. Я смотрела на него во все глаза. Ах, да, точно, я вспомнила, это же арабский принц из сказки про Аладдина! Когда он закончил молитвы, я спросила:

— Ты Аладдин?

— Нет, — ответил он на русском языке, — я Азамат, я — мулла.

Я немного расстроилась, но то, что началось дальше, вновь заинтересовало меня. Он взял на руки малыша, поднес его к своему лицу, прошептал ему что-то на ушко, отстранил его от себя, потом снова поднёс. Всё это проделал ещё несколько раз. Со стороны казалось, что они с малышом о чём-то договариваются. Всё это длилось не очень долго, но малышу, вероятно, всё это надоело и он заплакал. «Твой сын, зовут его Ильнур», — торжественно объявил мулла матери и передал ей ребёнка. Пока за столом все ели и бурно обсуждали красивое имя малыша, его характер, я подошла к люльке и пыталась его разговорить. Ильнур не ответил ни на один мой вопрос.

Когда мы возвращались домой, я спросила:

— Пап, когда я была совсем маленькая, как Ильнур, я могла разговаривать?

— Нет, конечно, — ответил папа. — Дети начинают говорить только через год после рождения. Тебе было чуть больше года, когда ты начала немного говорить. Спрашивали: «Как тебя зовут?», ты отвечала: «Бибина». Все так тебя и звали. Потом ты начала выговаривать правильно «Сабина». А почему ты спрашиваешь?

— Значит, Ильнур ещё не умеет разговаривать? — спросила я. — А тогда откуда этот дядька, который, как принц, узнал и всем рассказал, что маленького зовут Ильнур? А?» — уже вообще ничего не понимая, воскликнула я.

«Жилетт»

Когда я была маленькой, у меня была подружка Вика. Она и сейчас есть, только живёт уже в другом селе. Однажды мы играли у них на кухне под столом в куклы. Тётя Таня, её мама, пекла блины, папа Данил сидел за столом, смотрел телевизор, потирая недовольно подбородок.

— Ты б побрился, что ли, щетина вон какая отросла, — сказала тётя Таня.

— Да сам вот думаю, оброс, станок-то у отца забыл, съездить за новым, что ли? — как-то так лениво ответил дядя Данил.

Потом, немного подумав, добавил:

— Старый есть станок, но к нему бритва нужна. Вика, сбегай к дяде Миршиду, спроси, есть у него бритва.

Минут через пять прибежала Вика, сбивая снег с валенок, протараторила:

— Дядь Миршид сказал, что бритвы у него нет, он ведь только летом бреется.

— Неправда, мой папа каждый день бреется. Мама говорит, что он небритый похож на мождахеда, я не знаю, кто это, но мама точно так говорит, — сказала я.

— На моджахеда, — поправила тётя Таня и, подумав, продолжила:

— Как это только летом бреется? С бородой я его никогда не видела. Ты правильно его поняла? Он так и сказал «летом»?

— Да, — обижаясь, что ей не верят, ответила Вика. — Он сказал так: «Я ведь же летом бреюсь. Бритвы у меня нет», — почти по слогам повторила ответ моего папы Вика.

— Здесь явно что-то не так, подозрительно, — сказал дядя Данил. — Схожу-ка я сам к нему.

Мы не поленились, оделись и вместе пошли к нам.

— Миршид, у тебя лезвия нигде не завалялось? — спросил опять дядя Данил у моего папы.

— Давно уже нет такого добра. Я же дочке твоей сказал, — ответил мой папа, не подозревая, что проверяется донесение Вики.

— Да она сказала, что ты только летом бреешься. У тебя зимой борода не растёт, что ли? — смеясь спросил дядя Данил.

— Да нет, — ответил папа. — Я ей сказал, что лезвий нет, я ведь «Жилеттом» бреюсь.

Хохотали над Викой долго, слово «Жилеттом» она поняла «же летом».