Но даже в таком бедственном положении в музыке есть нечто сокровенное, что навек останется незыблемым и неприкосновенным в своей богоданной чистоте – это церковное пение. Именно в храме Бог может даровать человеку ангельский глас, именно в этом святом песнопении встречаются и нерасторжимо сливаются Божественное слово и Божественная музыка. И в их единстве живёт Истина, открытая молящемуся сердцу.

Сегодня о православной музыке и церковном пении мы беседуем с клириком Никольского собора, регентом мужского хора Оренбургской духовной семинарии иереем Александром Ромашковым.

— Отец Александр, я знаю, что Вы из воцерковленной семьи и что Ваши родители – музыкальные педагоги. Думаю, воцерковление и занятие музыкой в Вашем детстве происходило одновременно. Как при этом музыка помогала идти к Богу и как Господь помогал постижению музыки?

— Действительно, с детства я рос в православной вере, и воспитанию в храме, в благочестии сопутствовало занятие музыкой. Естественно, немало стараний было приложено со стороны моих родителей: отец был преподавателем по классу духовых инструментов, а также в течение сорока лет руководил духовым оркестром в г. Бугуруслане. Мама – педагог по классу фортепиано, много лет была регентом праздничного хора Успенского храма г. Бугуруслана. Я тоже окончил музыкальную школу по классу фортепиано, в храм же стал ходить с раннего детства, с пяти-шести лет. В храме нёс послушание алтарника и помогал при богослужении, а с более старшего возраста пел на клиросе.

— Как в дальнейшем складывалось Ваше музыкальное и духовное образование?

— После школы я поступил в Самарскую духовную семинарию, где вместе с богословским образованием приобрёл первоначальные навыки управления мужским хором. Здесь же в течение трёх лет мне довелось нести послушание субрегента (заместителя регента) мужского хора и иногда приходилось заменять основного регента даже на архиерейских богослужениях.

— Какова, на Ваш взгляд, для регента роль наставника в управлении церковным хором?

— Мне сложно это оценить в собственном случае, потому что мы не видим себя со стороны. Но роль наставника для церковного регента, бесспорно, очень велика: по рукам, по манере дирижирования в ученике всегда можно узнать учителя. Не могу не вспомнить в этом отношении своего руководителя игумена Никона (Ратникова) – первого проректора Самарской духовной семинарии и многолетнего регента мужского семинарского хора. Когда в этом году минувшей весной хор Оренбургской семинарии пригласили на Самарскую ассамблею православной музыки, один из моих педагогов после нашего выступления подошла ко мне и сказала: «Отец Александр, помню, как Вы учились, несколько лет Вас не видела, а теперь узнаю в Вас отца Никона: и руки те же, и так же стараетесь хор вести». Так что, обучаясь, мы, может быть, невольно, но так или иначе копируем своих учителей.

— В православном богослужении есть много фрагментов, предназначенных именно для пения. Какова его главная роль в соборной молитве? Оно помогает сердцу человека легче «возлетать во области заочны»?

— Церковное пение призвано донести до слуха и сердца молящегося слова богослужения. Если в древней церкви на возгласы священнослужителей отвечали молящиеся, то сегодня эту миссию выполняет хор, становясь символическим гласом паствы. Конечно, пение в первую очередь должно быть преисполнено молитвы, умиротворения, в нём не должно быть каких-либо страстных мотивов, театральности, что, к сожалению, мы иногда встречаем на отдельных приходах. Такую театральность можно объяснить тем, что мы не всегда имеем возможность взять в хоровые коллективы певцов, подготовленных именно к церковному пению, духовную связь с которым нам необходимо восстанавливать после семидесяти лет атеизма. Поэтому настоятелям церквей, регентам хоров приходится приглашать людей зачастую нецерковных, тех, которые просто имеют музыкальное образование или хороший голос и выступают на театральных или эстрадных площадках. Всё это может привносить в храмовое пение чуждую для него мирскую экспрессию. А ведь оно, тихогласное и спокойное, является отзвуком ангельского пения, упоминается ещё в Ветхом Завете, в псалмах Давида. Оно располагает пришедшего в храм человека к молитве, помогает отрешиться от суеты, возвести мысленные очи к Богу.

— В репертуаре хора семинарии есть не только духовные песнопения, но и светские песни, например марш «Прощание славянки». Чем должна обладать светская песня, чтобы её мог исполнять церковный хор?

— Прежде всего в музыкальных произведениях не должно быть ничего богопротивного. В светских песнях мы можем восхвалять самодержавие, монархию, так как это богоустановленная форма правления. Например, в гимне «Боже, царя храни» звучит одновременное почитание Бога и власти помазанника Божия. Также церковный хор может исполнять патриотические песни, которые сподвигают людей к созиданию, доброму деланию, любви к Родине, песни, с которыми отправляют воинство на защиту Отечества.

— Хор, которым Вы руководите, исполняет произведения как на церковнославянском, так и на русском языке. Какой из этих языков, на Ваш взгляд, более мелодичен? В равной ли степени они располагают произведение к исполнению церковным хором?

— Однозначно можно сказать, что церковнославянский язык, применяемый нами в богослужении, – это неисчерпаемый кладезь слов, словосочетаний, синтаксических конструкций, которые очень удобно ложатся на ноты. За столетия богослужебной практики на церковнославянском языке в Русской православной церкви композиторами написано множество сочинений, предназначенных для исполнения именно на этом языке. Думаю, что русскоязычный вариант не стал бы в этом случае духовно равнозначным.

— Отец Александр, по Вашему мнению, кто из светских классических композиторов в большей степени близок традиции православной церковной музыки?

— Думаю, я разделю предпочтения большинства современных регентов, назвав имена композиторов начала ХХ века, представителей так называемого Нового направления в русской духовной музыке: Павла Григорьевича Чеснокова, Александра Тихоновича Гречанинова, Степана Васильевича Смоленского, Александра Дмитриевича Кастальского. Целью этих композиторов было возвращение к древнерусской традиции знаменного пения. Они рассматривали древние распевы не как материал для обработки, а как музыкальные темы, служащие основой для музыкальной композиции.

— А что Вы можете сказать по поводу Рахманинова и Свиридова, которых обычно тоже вспоминают в связи с церковной музыкой?

— Безусловно, созданные ими православные песнопения – это великие произведения. Они несут в себе определённую церковность и проникнуты духом русского человека, которым пронизаны и светские их произведения. Во «Всенощной» или «Литургии» Рахманинова, в «Песнопениях и молитвах» Свиридова мы слышим мотивы, располагающие русского человека к молитве, но всё же некоторые ноты светскости в церковных произведениях этих композиторов присутствуют. Хотя я ни в коем случае не стремлюсь выступать критиком, а только высказываю личное мнение.

— Отец Александр, какую музыку желает слышать Ваше сердце, когда ему хорошо и радостно?

— Последние лет десять я почти не слушаю светскую музыку, потому мой слух открыт преимущественно богослужебным песнопениям. Вне храма, стремясь творчески совершенствоваться, я часто разучиваю партитуры произведений, которые впоследствии могут войти в репертуар нашего хора, или слушаю песнопения других православных хоров. И в этом далеко не только профессиональная необходимость, но прежде всего истинная потребность души.

Беседовал Михаил Кильдяшов.