Ореол Серебряного века создавали разные писатели – и по таланту, и по своим творческим принципам. Но самой крупной, самой авторитетной фигурой в этой плеяде художников слова был Александр Александрович Блок. В лучших своих произведениях он явился достойным продолжателем традиций русской классической поэзии и по художественной выразительности, искренности лирического переживания и силе поэтической мысли вплотную приблизился к Пушкину, Лермонтову и Некрасову.
Поэзия Блока – одна из самых больших радостей моей жизни. Многие его стихи возвращают меня в студенческую юность, дарят свойственное атмосфере шестидесятых годов прошлого века ощущение лёгкости, окрылённости, искренности и того, что Баратынский назвал возвратом нежности. Ранней весной 1963 года в читальном зале областной библиотеки им. Н.К. Крупской мне в руки попал объёмистый том стихов Блока, о котором я знал понаслышке. Я зачитался и не заметил, как опустел читальный зал. Потом долго бродил по городу и во мне волшебной музыкой звенели и переливались строки:

Ветер принёс издалека
Песни весенней намёк.
Где-то светло и глубоко
Неба открылся клочок.

В этой бездонной лазури,
В сумерках близкой весны
Плакали зимние бури,
Реяли звёздные сны.

Окружающий мир изменился, многое стало восприниматься через призму завораживающей поэзии Блока. Стало вдруг ясно, что среди серости и пошлости обыденной жизни всегда можно разглядеть «и берег очарованный, и очарованную даль» и сохранить незапятнанной истинную мечту и чистоту помыслов. Когда я думаю о том незабываемом времени, мне вспоминаются блоковские строки: «горит мне лучом отдалённым тоска небывалой весны…». Стихи Блока были созвучны романтике моих юных лет, в них я находил то, что приходится переживать каждому из нас «на заре туманной юности»:
Мы встречались с тобой на закате,
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твоё белое платье,
Утончённость мечты разлюбив…

Блок был непревзойдённым певцом вечной женственности, наверное, никто из русских поэтов до и после него не воспел с таким мастерством и изяществом женскую красоту. Своей возлюбленной, своей Прекрасной Даме – Любови Дмитриевне Менделеевой – он посвятил более 800 юношеских стихотворений. Но вершины своего мастерства, как певец любви и красоты, Блок достиг в более зрелом возрасте. Особенно это проявилось в стихотворении «Незнакомка», принёсшем автору необычайную популярность. Тот, кто хоть раз услышал или прочёл его, не может забыть медлительных и певучих ритмов, чётких и зримых образов:
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.

И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.

Магическая сила стихов Блока в том, что в них слились воедино поэзия, музыка и мысль, неслучайно его строки о любви сравнивали с колдовством. Достаточно прочесть одно четверостишие, чтобы убедиться в этом:
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой, легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.

Анна Ахматова писала о Лермонтове, что слово слушалось его, как змея заклинателя. Блоку так же беспрекословно подчинялись звуки. Его стихией были гласные. В одной строфе мы слышим длительное непрерывное «а»:
Подурнела, пошла, обернулась,
Воротилась, чего-то ждала,
Проклинала, спиной повернулась
И, должно быть, навеки ушла.
В другой доминирующей является буква «е»:
Что ж, пора приниматься за дело,
За старинное дело своё. –
Неужели и жизнь отшумела,
Отшумела, как платье твоё?

Здесь мы совершенно не видим «швов», то есть того, что называется техникой стиха; всё органично, тонко, неназойливо.
Говорят: чтобы понять творчество поэта, нужно побывать на его родине. Блок родился в Петербурге, но большую часть жизни прожил в подмосковном Шахматове. Судьба мне подарила возможность побывать в этом благословенном месте, где были написаны «Стихи о России» – гордость поэзии XX века.
В 1978 году я в течение двух месяцев учился на высших офицерских курсах «Выстрел» в городе Солнечногорске Московской области. Это около часа езды от Москвы на электричке до станции Подсолнечная. Здесь сходил и Блок, чтобы далее вёрст 15 ехать на лошадях в Шахматово. Туда мы и отправились с моим столичным другом в одно из майских воскресений.
Изумительно красивы подмосковные места цветущей весной! Был ослепительный солнечный день, ярко блестела молодая листва высокоствольных берёз, коврами стелились вдоль дорог жёлтые цветы одуванчиков. В памяти всплывали восторженные блоковские строки:

О весна без конца и без краю –
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!

Конечной остановкой автобуса было село Тараканово, от которого до Шахматова около трёх километров ходьбы. Сначала мы решили посмотреть на старинную церковь, где венчались Блок и Любовь Дмитриевна Менделеева. Как и тысячи других по России, церковь оказалась заброшенной, от времени она вросла в землю. Дорожкой, проторенной туристами, мы отправились в Шахматово. Всё вокруг было узнаваемо. Вот три берёзы, ещё при жизни поэта обозначавшие границы шахматовских владений. А вот и место, где была усадьба:

Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,
Старый дом глянетв сердце моё…

Нет, не глянул на нас старый шахматовский дом! Тетя поэта М.А. Бекетова писала, что люди, взявшиеся его охранять в смутное революционное время, потихоньку его растаскивали, а потом, чтобы скрыть следы воровства, сожгли дом вместе с уникальной библиотекой. Кое-где из земли выступали остатки фундамента. Место, где стоял дом, сторожил старый тополь, который помнил поэта. А вокруг буйно разрослась сирень, поднялись заросли шиповника.
С возвышения, где размещалась усадьба, открываются многовёрстные дали, темнеют избы далёких деревень, зубчатой стеной простираются леса. Так вот она какая, блоковская Россия! Вот где рождалась «жгучая, смертная связь» поэта с родиной, которая навеки воплотилась в его гениальных стихах:

И низких нищих деревень
Не счесть, не смерить оком,
И светит в потемневший день
Костёр в лугу далёком…

Мы провели в несуществующей усадьбе целый день. Бродили по окрестностям, читали стихи Блока у сохранившегося с его времён огромного валуна. Спускались к реке Лутосне и долго лежали на её невысоком берегу, провожая взглядом лебединые стаи облаков. О чём тогда думалось? Два года оставалось до столетнего юбилея Блока. Общественность поднимала вопрос о восстановлении шахматовской усадьбы. Время от времени появлялись обнадёживающие обещания чиновников от культуры. Но ничего тогда не было сделано. Лишь в начале 2000-х годов с великими трудами был восстановлен главный усадебный дом, а в 2016 году реставрирована церковь в селе Тараканово.
Последний раз Блок посетил Шахматово летом 1916 года перед отъездом в действующую армию. Годы революции и Гражданской войны – последние в своей жизни – он провёл в Петербурге. Зимой 1918 года о Блоке вновь заговорили. Он призвал «всем телом, всем сердцем, всем сознанием слушать революцию» и написал знаменитую поэму «Двенадцать», над разгадкой которой учёные умы бьются до сих пор. Одни прочли в ней злую сатиру на революцию, другие – славу ей. Поэмой одинаково зачитывались и красные, и белые.
Блок воспринял революцию как обещание всемирного братства. Он ненавидел прогнивший самодержавный строй, его чванливое и продажное чиновничество. Но он ужаснулся, когда кабинеты царских чиновников стали прибежищем булгаковских шариковых. Это к ним были обращены слова Блока, сказанные 10 февраля 1921 года в 84-ю годовщину смерти Пушкина: «Пускай же остерегутся … те чиновники, которые собираются направлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на её тайную свободу и препятствуя ей выполнять её таинственное назначение».
После «Двенадцати» Блок почти не писал стихов. Тяготы и лишения послереволюционных лет не миновали и его. Как свидетельствовали современники, поэт до минимума сократил свои потребности, отравлял себя популярным ядом тех дней – сахарином, выносил на продажу свои книги. С необходимостью заработать было связано и проведение литературных вечеров Блока. На последнем из них присутствовал Маяковский, писавший: «Я слушал его в мае этого года в Москве. В полупустом зале, молчавшем кладбищем, он тихо и грустно читал старые строки о цыганском пении, о любви, о прекрасной даме, – дальше дороги не было. Дальше смерть. И она пришла». Маяковский неслучайно подчеркнул – «старые строки», давая понять, что новому времени были нужны новые стихи. Но когда это время «маршей и лозунгов» прошло, люди опять потянулись к истинному песенному слову. И вспомнили о Блоке, чтобы уже никогда не забывать о нём.