Александра Воробьева, капитан милиции в отставке

Как-то, перебирая фотографии трудных детей и подростков, поставленных на учет в милиции, я всерьез заинтересовалась одной карточкой. Милое лицо десятилетней девочки, мягкие черты, большущие голубые глаза… Оленька Илюшина. Как же попал этот ангелочек в компанию малолетних воров и хулиганов?

Смотрю причины постановки девочки на учет…

В общем, все не так уж страшно, даже обычно: нежелание учиться в школе, частые уходы из дома… Один вопрос - почему? Родители – люди приличные, отец – рабочий, мама – учитель… Да и на бумаге по месту жительства Илюшины характеризуются положительно.

В тот же день я посетила их семью. Олины мама и бабушка встретили меня приветливо, предложили чаю… А вот дочери дома не оказалось. Как только зашел разговор о поведении Оли в школе и дома, я почувствовала: Наталье, матери девочки, как педагогу, неудобно и неприятно признаваться в неумении воспитать собственного ребенка…

- Не волнуйтесь, – говорю ей, чтобы утешить. – Всякое случается. Учителю тоже бывает не до своих детей…

Наташа призналась мне, что сама поставила дочь на учет в инспекцию по делам несовершеннолетних. Сама просила инспектора помочь перевоспитать и переубедить свою озлобленную, в одночасье замкнувшуюся в себе дочку…

Оля росла подвижным, веселым, дружелюбным ребенком. Сказать, что все вокруг ее любили – ничего не сказать: родные девчонку баловали, а уж особенно бабушка; учителя не обделяли вниманием, среди ровесников у Оли было полно друзей-приятелей. Так откуда же взялись эти злоба и грубость, на которые мне жаловалась ее мама? Я уже было заключила, что девочка избалована самими родителями. Уход на улицу от излишней опеки родных – обычная история в более или менее обеспеченных семьях…

Попрощавшись с Илюшиными, я собиралась уже покинуть их уютный дом, но буквально на крыльце встречаю девочку - знакомое милое личико, теперь белое от плохо скрываемой злобы. Глаза не голубые – красные, опухшие…

- Ты где ночевала, Оленька? – обеспокоенно спрашивает бабушка.

- Тебе-то какое дело?! – грубит девчонка и, проскользнув мимо нас с Наташей (меня и маму она полностью игнорирует), запирается в своей комнате.

Понимая, что общаться с девочкой в ее теперешнем нервозном состоянии – бессмысленно, я прошу Наталью на следующее утро прийти с дочерью в инспекцию.

Но пришла ко мне одна Наташа. И вот что рассказала.

- Оля – наша приемная дочь. Своих детей у нас с мужем нет и, видимо, никогда не будет… - голос Наташи дрожит. – Мы взяли ее себе, когда ей было всего 15 дней – малышка очень нам понравилась. Мы не знали ее родословной, не знали, что в роддоме ее оставила совсем молодая девочка… Когда удочерили Олю, в доме все радовались такому счастью. И соседи завидовали нашему доброму, веселому, симпатичному ребенку…

… Однажды, когда родителей не было дома, Оля поссорилась во дворе с соседской девочкой. Со злости та заявила ей:

- А ты, кстати, вообще Илюшиным - не родная дочь. Тебя мама и папа купили в больнице! Ты – приемная. С улицы, неизвестно чья, неизвестно откуда…

- Врешь ты все! Заткнись!– крикнула Ольга и, грубо толкнув подругу, убежала в дом. Размазывая кулаком по щекам слезы обиды и бессилия, она долго рылась в шкафах и ящиках с документами, пока наконец не нашла то, что окончательно ее «убило»: свидетельство об удочерении. Потрясенная девчонка вышла на крыльцо, долго сидела на ступенях, пока не уснула, устав реветь.

Проснулась она на руках у отца, по привычке обняла его… и вдруг, все вспомнив, начала отталкивать его и кричать:

- Уйди от меня, отстань! Вы – не мои родители! Вы мне все эти годы врали, лицемеры! Я все теперь знаю!..

Кое-как успокоили девочку, уложили спать. Но и мама, и папа, и бабушка до утра сидели у ее постели. Возражать было бесполезно: все видели свидетельство в Олиных руках. Но кто выдал девочке эту горькую тайну, Илюшины не могли понять. Они не могли и предположить, что когда-нибудь, спустя столько лет, в их дом ворвется такая беда, что они из-за чьей-то по злобе брошенной фразы могут потерять любимую и единственную дочь.

С того дня Оля замкнулась в себе, ожесточилась, отрешилась. В школу теперь ходила редко, с друзьями вообще прекратила всякое общение. Даже в комнате своей перестала убирать. Не садилась больше за один стол с родителями. Целыми днями шаталась по улицам, сидела на чердаках и в подвалах…

Задумала упрямая девчонка найти настоящих родителей. Крепко засела в ее голове эта мысль, затаилась в душе надежда… Вот поэтому за помощью она однажды и пришла ко мне в инспекцию. Пришла сама, с опухшими от постоянных слез глазами.

Вошла, сказала, глядя исподлобья:

- Здравствуйте, Александра Максимовна. Вы меня помните?

- Здравствуй, Оленька, здравствуй! Проходи, садись. – Я не стала сразу расспрашивать девочку, как дела дома, как с учебой. Дала ей поручение: переписать от руки данные из собственной карточки. Похвалила за красивый, аккуратный почерк.

- А ты знаешь, Оля, что тот, кто красиво пишет, не может быть злым человеком?

Улыбнулась…

И тогда я рискнула спросить:

- Ну как у вас дела? Чем занимается мама?

Снова из-под челки сердито сверкнули синие глаза:

- У меня нет мамы! И папы тоже здесь нет. Они мне чужие люди.

- Ну как же так? Знаешь, говорят – родная мама не та, что родила, а та, что вырастила. Подумай, сколько для тебя сделали эти «чужие люди». Посмотри, как они тебя любят. Разве твоя родная мама сделала для тебя хоть что-нибудь из того, что сделали они? А ты так о них говоришь…

Девчонка уставилась в стену. Но молчит, слушает. Продолжаю:

- Ты не права, Оленька. И взрослые тоже бывают не правы, и не всегда поступают правильно. Вот твоя мама, например. Была молодая девушка, дружила с парнем, и родилась у нее ты, Оля. А парень – твой папа – оказался слабым, не смог решиться на брак. А с ребенком, без мужа, побоялась твоя мама показаться на глаза родным и друзьям. Вот так и оставила тебя в больнице. Ну а добрые люди взяли тебя к себе и полюбили. Так, как не всякие родители своих детей любят…

И вроде бы смягчилось выражение Олиного лица. Задумалась, помолчала и тихо сказала мне:

- Все равно я буду искать маму. Помогите мне, вы ведь можете.

- Конечно, помогу, Оля. Но на это нужно время и терпение.

И девочка пообещала ждать сколько угодно. Я решилась помочь ей еще и потому, что об этом меня просила Наташа. Не могла больше видеть слез и истерик дочери.

Что же мне удалось сделать для семьи Илюшиных? В отдаленном селе Беляевского района я нашла дедушку Оли. Он воспитывал девочку - еще одного внебрачного ребенка своей непутевой дочки, которая не оказывает ей никакой помощи и даже не вспоминает о ней. Так что нашлась сестренка Оли. А есть у нее, оказывается, еще и братик, тоже оставленный в одной из оренбургских больниц. Вот только неизвестно, кем и когда усыновленный.

Ну а мать-«кукушка», оказывается, проживает с семьей брата в Екатеринбурге. И хотя мы не раз сообщали ей о том, что здесь нашлась и ждет ее дочка – она так и не приехала. Почему? Бог знает… И Бог ей судья.

Зато очень хотел увидеть Оленьку дедушка, да не успел… Его не стало через пару месяцев после того, как он узнал, что в Оренбурге у него есть еще одна внучка. Но он успел передать для Оли фотографию мамы.

И вот мы привезли и вручили ее Оленьке.

Девчонка взяла в руки портрет, вгляделась в совершенно незнакомые, но такие, должно быть, родные черты…

Вся семья, затаив дыхание, ждала, что же она скажет. На семейном ужине присутствовала и я. Вместе с Илюшиными переживала о том, что же теперь будет? Ведь сейчас Валерий с Наташей могут потерять дочь, любимицу семьи, главную отраду…

И вдруг Оля отложила фотографию в сторону и бросилась в объятия Натальи.

- Нет, мамочка, ты в тысячу раз красивее!

И Наташа зарыдала, прижимая к себе будто бы вновь обретенную дочку.

- Ты и добрее, и милее, и роднее… Ты – моя настоящая мама! Не плачь только, пожалуйста! И папка мне другой не нужен! И бабушка у меня самая лучшая! Я ведь так люблю вас! Простите меня за всё…