Владислав Бахревский - известный русский писатель, создатель исторических книг, произведений для детей, постоянный автор "Вечернего Оренбурга". Молодые годы В.Бахревского связаны с Оренбуржьем. Сюда его тянет и сейчас. Недавно из своего Подмосковья писатель совершил поездку по нашей области. По-новому он взглянул на ставшие для нас, местных, обычными явления, людей, которые составляют соль оренбургской земли. Именно эта новизна, помноженная на писательскую мудрость, сердечную зоркость, а главное, ощущение целостности - великого и малого, исторического и единичного, судьбы Родины и характера человека - отличают оренбургские зарисовки московского писателя. Сегодня мы публикуем некоторые из них.

Май изумил тридцатиградусной жарой. Но проснулись 9-го - пасмурно, небо роняет редкие ледяные капли дождя. Второй Китеж оплакивает Великую исчезнувшую державу?

Мы встретили праздник в тюльганской Ташле, в детском доме. Николай Иванович Даньшов обещал парад. Николай Иванович и директор, и казачий старшина. Двадцать лет на этой горе. Двадцать лет - отец брошенным, осиротевшим и еще умственно отсталым... Так это теперь называется.

Здесь она, в этом вот доме - дурость народа нашего, несчастье, наш стыд.

Ладно бы папы да мамы свои мозги пропивали, свою жизнь. Похмелье аукается на детях. Детишек ломает и шатает, и в головах у них мгла.

История Ташлинского детского дома - летопись невзгод нашего государства. В 1928 году привезли сюда беспризорников. Страна очнулась от революции, от гражданской войны - о детях вспомнила, будущим озаботилась. В Великую Отечественную Ташла стала сиротским домом. Отцы на войне полегли, матери на мирных погостах - от голода, от непосильной работы...

Дали нам пожить в спокойствии - и бед убыло.

Государство превратило детский дом в санаторий. Увы, хорошая жизнь тоже испытание. Народ наш русский испытание это провалил. Явилось зелено винцо на праздничных столах, а там и на воскресных. А потом уж пили с устатку, после работы. Вечером хватил, утром подлечиться надо. Пошло-поехало. Уже с 1967 года детский дом в Ташле преобразовался во вспомогательную школу - страна спасала детей от пьянствующих родителей.

Дальше еще хуже. Весело вино, да омут у пьяницы за порогом. С 81-го года в Ташле снова начали принимать сирот и - горше некуда - детишек, брошенных в родильных палатах.

Нынче под опекой Даньшова 110 мальчиков и девочек. Больше половины из них отсталые в развитии. Причина этой отсталости, как вывел для себя Даньшов, отсутствие любви.

Вы только подумайте, что творится с нашим народом? У наших русских матерей и отцов, заводящих одного, редко двух детишек, - отсутствие любви.

Какая тут экономика! Это и не жизнь, это - мутный бред бессмысленного существования.

А капитализм вот он, со всеми своими услугами. В Ташле появился бар, ночной, разумеется. Джин-тоник, виски и в придачу - травка, героин...

Тогда Николай Иванович Даньшов и напомнил сельчанам, что ведь они - казаки. Оренбургское казачье войско в давние времена было пограничным щитом России. Гульнул царь Борис в Беловежье, и пожалуйста - Оренбуржье снова стало границей. Коли цари - враги государству, народ сам о себе обязан думать.

И облачился директор Даньшов в мундир старшины, учителя его надели мундиры есаулов, сотников, хорунжих... Ряженые? Ничуть!

Испарились бары, как бесы от креста. Воздух в Ташле снова стал природным, родниковым. Для всей мрази само имя казацкое - страх Божий.

Со стороны Башкирии прикатили как-то - на тракторе! - трое крутых, ввалились в дискотеку - и назад пятками:

- Тут у них казаки!

А у казачьего старшины Даньшова есть еще и атаманская сотня. Все это ребята детского дома и школьники Ташлы. Юным казакам положена форма, а к форме - жизнь. Стал казаком - соответствуй! Летом атаманская сотня в лагерях. Боевые искусства, дружба с лошадью, джигитовка, стрельбы из оружия, приобщение к русской истории. В атаманской сотне каждый знает, к чему готовиться - быть богатырской заставой. В армию из этой заветной сотни идут не отбывать срок, а служить России.

Даньшов понимает: лето для всех детей - счастливая пора. Так должно быть. Вот почему многие из детдомовских ребят летние каникулы проводят в семьях. Детям, вырастающим без матерей, без отцов, драгоценна теплота домашнего уюта. Для принимающих воспитанников детского дома гость не в тягость, а в радость. Это не лишний рот - времена-то тяжкие - а скорее, кормилец. Детский дом снабжает своих питомцев продуктами, каких иные семьи нынче не видят: мясом, маслом, овощами.

У детского дома 1246 гектаров земли, двадцать семь коров, три лошади. Есть и техника своя: четыре трактора, шесть машин, два автобуса.

В такой вот хозяйский дом мы попали в праздник Победы.

Я поднялся до зари: соловьев хотелось послушать. Отворил дверь и не в свет окунулся - в птичий восторг. Каждая ветка, каждый, кажется, лист посылал в серое, в сумеречное, но ведь в утреннее небо - счастливую песню. Сад, сплошь белый, стоял, как невеста, вышедшая перед миром в своем удивительном платье. Саду были эти песни, весне. А вот соловьи только пощелкивали. Знать, не пелось на холоде, хотя холод был черемуховый, благоуханный.

В девять часов ребята отправились на парад.

Одеты все празднично, ничего казенного ни в платье, ни в обуви.

Шли кружной, твердой дорогой к памятнику.

Памятник посреди села на горе, возле парка. В парке остатки усадьбы господ Тимашевых. Екатерининский вельможа получил эти земли за усердную службу, его внук был начальником жандармов.

Кругом великолепие горных просторов. За грядой гряда. Земля когда-то вздымалась волнами, как ныне море. Волны однажды замерли, и дивный этот миг стал вечностью.

Село большое, живое. В долине река Купля. В память о купленных у башкир землях. Синие горы - это уже Башкирия. На горах леса. В горах звери и птицы.

Все в цвету. В садах бело, земля в медунице, в золоте лютиков.

Возле обелиска народ. Не очень густо, но, главное, школьники здесь. Принесли лавку для ветеранов. В Ташле их осталось восемь человек. Семеро мужчин и одна женщина. Се - воины сражения миров, России - Красной и Европы - Черной.

Перед героями построились казаки. Сотня Ташлинского казачьего общества - взрослый народ - и атаманская сотня.

Короткие речи. Цветы победителям.

И грянуло: Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой!..

От этого "вставай" всегда мурашки по спине бегут. А тут, показалось, горы очнулись от вечного покоя. Двинулись к небу. Не эхо - сама земля, сама Россия всеми своими немыслимыми далями подхватила боевой призыв Великой войны.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой!

Я теперь знаю, какой он, голос России. В Ташле это знают с младенчества.

Перед восемью стариками прошла, печатая шаг, казачья сотня, за ними сотня атаманская.

Троекратный залп. И люди потянулись к детскому саду - сажать деревья в память Победы, в память о себе.

Мы стояли и слушали горы, а сердце все еще дрожало от дивного этого единения павших, живущих, земли и неба, России.

Над горами клубились тучи, и в мозгу ли, в сердце, - звучало неумолчно:

Вставай, страна огромная...

Ради всех сыновей и дочерей твоих, вставай на смертный бой. Эко нас искорежило, и лица-то у иных, как в войну, - кожа да кости.

... с силой темною,

С проклятою ордой.

В небе над Ташлой появились просветы. И в них так уж синело!

- Как глаза, - сказал мальчик.

Он смотрел на нас, на приезжих, с любопытством. Глаза у него были того же цвета, что полыньи над обелиском.

Муравейники

В Ташлу нас привез Одноралов.

У него здесь избушка на курьих ножках. В десяти шагах Гремячий ключ. Царевны-лягушки собрались сюда со всей округи к своему сказочнику и млеют от удовольствия: вода в ключе быстрая, холодная, земля на берегах теплая, тучная. И ведь есть для кого песни петь.

В избушке хорошо пахло печью. Одноралов навестил свое жилье неделю тому назад, протопил.

Владимир Иванович из тех писателей, кто очень уж трепетен к творчеству. Оно для них словно бы раскаленный уголек, обжечься остерегаются. Написать страничку - событие.

Да ведь и на самом деле - событие.

Земля Ташлы величава, как былина, на просторах - дымка вечности. Куда ни поворотись - необъятность. Лес, слава Богу, не загажен цивилизацией. В уши - птичьи трели, под ноги поглядишь - жарки, синее пламя медуницы. Прохладно пахнет мятой и знойно полынью.

Владимир Иванович за сморчками охотник по лесам хаживать. Сколько небось дивных истин в душу-то насобирал.

Ох, суета! Не пришлось нам с ним по горам-то походить, помечтать, глядя на горящие полешки. Но одно лесное чудо нам все-таки открылось в Ташле.

Среди слепящих белизной берез бросились в глаза бурые копешки. Словно гигантские кроты землю взбугрили.

Подошли ближе - муравейники! Цепочкой, вдоль опушки.

- Их у нас в лесу множество! - для Владимира Ивановича чудо давно стало обыденностью.

А муравейники-то все огромные, да так близко друг от друга, да в таком множестве!

Ведь это эпос о великой тайне дивной сей земли: муравьи - символ золота.

Пусть, Господи, проклятого металла никогда здесь не сыщут. Сыщут - природу убьют. Земля-роженица дороже золотых жил, а от красоты земли - и в людях красота.

Из теремка Одноралова, от лягушек его, от муравейников мы возвращались на гору Даньшова - ее зовут здесь Лушная, лучи на себя собирающая, - затемно. Над дальними горами полыхала гроза. Мы прибавляли шагу, а диво перед нами творилось несказанное. Вот так было в дни сотворения мира: молнии, громы, земля, ходящая волнами, и торжествующее муравьиное царство.

Ташла-то, глядишь, столица у них, у муравьев.

И вдруг промельком мыслишка: а может, они посланы - за нами землю прибрать.