* * *

Идет человек

Идет проспектом знатный человек...
И самому герою невдомек
куда идет - так мал еще, зато
серьезностью с ним не ровня никто.
Глаза пытливы и чисты, как свет,
запретного для них в природе нет.
Не докучайте опытом ему -
пусть сам поймет все "что" и "почему",
лишь помогите чуточку в пути
опасный перекресток перейти.

Слово

Знаю, знаю - выглядит чудачеством,
но влечет, как в омут заколдованный
слово, обладающее качеством
чудодействия в строке рифмованной.
С малолетства на себе испытано
благотворное его влияние -
словно из молекул состоит оно
света трепетного в утро раннее.
Словно полевыми ароматами
сдобрено - цветочными и хлебными.
Словно витаминами, богатыми
для души, насыщено целебными.
Оттого, без страха быть осмеянным,
не таю свою к нему привязанность
в возрасте, сединами овеянном,
поиск слов вменив себе в обязанность.
Вдруг они, как дальнее ауканье,
вызовут хотя бы на мгновение
в чьем-то сердце радостное туканье,
в мыслях омраченных - просветление.

Русь

Слушая Тото Кутуньо, поющего под гитару для соотечественников
Позвольте песню спеть в родной стране -
спокойно спеть, негромко, без гитары,
сопровождать слова пусть будут мне
живые сердца моего удары.
Я - россиянин, русский, и страна -
моя страна в веках зовется Русью,
переживает трудный час она,
приравненная в мире к захолустью.
Спеть не для тех, кто в джунглях заграниц,
в летучих ласках океанской пены
по диким нравам перелетных птиц
весенней ждет в природе перемены.
Позвольте обратиться только к вам -
со мною рядом в обстановке, схожей
с той, где от бледнолицых свой вигвам
оборонял индеец краснокожий.
Вы не услышите казенных слов
поруганным надеждам в утешенье,
и обозримых нет пока основ
на скорое к величью возвращенье.
Хочу напомнить, не впадая в лесть,
с забытой гордостью и вечной грустью,
что родина у нас была и есть,
приравненная ныне к захолустью.

* * *

Что - ямбы, дактили, хореи!
Размер любой полезен тот,
чем продуктивней и скорее
он слово в действие введет.
Приправой рифма и довеском:
архипроста, архисложна -
лишь бы убогостью иль блеском
не заслонила мысль она.
Шеренги строф - не для парада.
Неизреченных истин нет -
напомни, повторив. Не надо
изобретать велосипед.
Свободу слову дай - иначе,
какой ни будет яркой речь,
она не выполнит задачи
сердца людей глаголом жечь.

Эпоха

Нет тебе оправданья, эпоха,
как ни дергай в конвульсиях рот,
сатанея от переполоха
на трясине болотных свобод.
И сама ты уж сделала вывод:
убеждаешь поверить, что ты
лишь всего переходный период
в неизбежных тисках маяты.
Да, период, но стоит эпохи,
узаконившей ложь и корысть,
где отдельных проступков сполохи
в злодеянье сплошное слились.
Заверяешь, что будто вот-вот ты,
как мгновенно растаявший снег,
разольешся, штурмуя высоты,
в очистительный пустишься бег.
Дай-то бог тебе сил и удачи,
только вряд ли оправдан расчет -
далеко не уедешь на кляче
и на гору ручей не течет.
До того ты покрылась позором,
что посулы тебя не спасут -
с обвинительным приговором
строгим будет истории суд.

* * *

В попытках самоочищения
начни с того, что будь готов
сразиться с бесом искушения,
от лишних избавляясь слов.
Таит коварство слово грязное -
порой священное на вид,
оно прилипчиво заразное
и с губ сорваться норовит.
Не так уж много их - затасканных,
звучащих с мыслью вразнобой,
и незаслуженно обласканных
непритязательной судьбой.
Они бытуют паразитами
на ткани речи, как прыщи.
Туманит грубость ядовитыми
мазками зеркало души.
Они кричащей нитью вышиты,
рекламе пакостной сродни,
и беспощадные - чем выше ты,
тем выразительней они.
Когда неистово и истово
божатся матерно вожди,
не жди от них сознанья чистого
и дела доброго не жди.

Зри в корень

Провозглашен девиз открыто:
кто не работает, тот ест.
Не образумят паразита
ни уговоры, ни протест.
Не вызовет восторга честность
и не разжалобит слеза -
вглядись внимательней в окрестность
и на себя открой глаза.
Живешь в опасности поточной,
принявшей постоянства вид -
в саду малины стебель сочный
удавкой желтенькой обвит.
Втихую вклещилась, без злобы -
ее природа такова,
где равнодушия микробы
всему на свете голова.
Она в процессе закрепленья
сегодня жестче, чем вчера, -
скобли, сдирай без промедленья,
чтоб не дошло до топора,
Скобли, как ни тяжка работа -
удавка не сползет сама.
Твой сад - твоя о нем забота.
Зри в корень - поучал Козьма.

Варежки

Мне подарили варежки пуховые
Любовь Васильевна с Аллой Ивановной -
подруги дочери из отдаленного
района города, куда автобусы
не так уж редко ходят не по графику.
Наверное, иззяблись в ожидании
и обо мне подумали заботливо.
Пух у одной нашелся приготовленный,
другая - рукодельничать охочая.
Привык носить я рукавицы жесткие,
от капель руки защищая огненных,
носил и варежки фабричной выделки.
А эти - словно два котенка ласковых
к рукам прильнули трепетным дыханием,
о детстве вдруг, о матери напомнили,
недаром - нежные и невесомые -
учительницей на досуге связаны.

Сугробы

Сугробы, белые сугробы...
Снег чист - кристально высшей пробы.
И это - в городе. Еще бы!
Стоят заводы, не чадят.
А в мыслях - беспросветный чад
о корке хлеба, о работе...
И чистый снег - как в позолоте
сияет купол невпопад
над крышей горестной трущобы...
Сугробы, белые сугробы.

И опять...

И опять ребятишки играют в войну...
Я и сам приучался сызмальства к победам
и репейникам голову снес не одну
деревянным клинком, изготовленным дедом.
Я жестоким не стал и за них не боюсь:
может быть, лучше навык, чем знать понаслышке...
Но такая на сердце тревожная грусть,
оттого что играют в войну ребятишки!

Лань

Сердился правитель, кирпично багров:
- Болтают, что я де весьма нездоров,
сапожником стал и скрываюсь от глаз.
Как бык я! Эй, слуги, устройте показ!
Охрана морской оцепила залив.
Дельфином пустился в студеный заплыв.
Затем, осушив для сугреву стакан,
поднял над собою податливый стан
дородной супруги - не дрогнула длань.
Но вздрогнул, увидев летучую лань.
Ее охранял заповедный закон.
Скакала без страха со склона на склон
и, бросив на берег изящную тень,
застыла на круче, как в тире мишень.
Вздохнул басовито: - Эх, вот бы ее!..
Услужливо в руки вложили ружье.
Прицелился твердо - сразил наповал.
До вечера в теннис с министром играл -
послушными были ракетка и мяч.
Ланенка голодного ищущий плач
в ночи будоражил окрестную тьму.
Шакал подвывал из-под кручи ему.
Правитель не слушал, тачая указ
о сущности зол, поглощающих нас.

Из Гете

Дитя! Нас тоже было двое в доме,
мы так же развлекались во дворе,
в сарае кувыркаясь на соломе,
и громко кукарекали в игре.
Наш крик на птичий очень был похожим,
настроенный на голосистый лад.
- Киккирикки! - и верилось прохожим,
что на подворье петухи кричат.

* * *

Цветок весенний
из почв родных
среди растений
расцвел других.
Явилась пчелка
и ну кружить -
теперь им долго
друг с другом жить.