Евгения Павлова

Такое уж это учреждение - музей: рассказывая об общей нашей истории, обязательно зацепит что-нибудь очень личное. Рассматривая экспонаты выставки "В краю Тихого Дона", развернутой в областном краеведческом, несколько раз возвращалась к одному стенду: под стеклом лежало давнее издание грандиозного шолоховского романа, собранного в одной обложке, - вы знаете этот впечатляющий формат, "фолио" - называют его в мире. Я видела именно эту книгу в довоенном еще своем детстве. Была она изрядно взлохмачена, с утраченными уголками некоторых страниц. Принадлежала же нашему соседу по двору, крестьянину, невесть как занесенному в город. Но горожанином он не сделался: жилищем его была настоящая изба, крепкая и ухоженная. При ней - обитаемый коровник, который не угадывался ни глазом, ни носом - таким аккуратистом уродился наш Евстигней Андреевич. Он был из тех, кто не мог не поднять согнутого гвоздя: в свободную минуту доставал наковальню, отлитую поди еще в сарматских песках, молотком распрямлял свои находки и складывал в деревянный ящик. Без дела Евстигнея никто не видел. И только в воскресенье старик устраивался на высокой ступени своей избы, надевал круглые очки, где вместо одной дужки была суровая нитка с петлей на конце, и открывал книгу. Вот эту самую. Никакой другой книги я в его руках не видела. "Тихий Дон" он читал всю свою долгую жизнь. И ему его хватило. Евстигней Андреевич Сахаров, можно сказать, обретался на конце оси российской жизни, противоположном тому, который венчал, например, его знаменитый однофамилец Андрей Дмитриевич Сахаров. Но в том и феномен великой эпопеи, что ее находили великой и полуграмотный крестьянин, и высоколобый интеллектуал. Книгой для всех может быть только шедевр.

Выставка, может быть, не поразит вас большими открытиями, но даст почувствовать многие стороны этой сложной - счастливой и трагической - жизни.

... Аскетичное, сжигаемое внутренним огнем лицо с испытующим взглядом черных глаз - малоизвестный фотопортрет молодого Шолохова. Здесь же - два его произведения. Одно бытовое: заявление о приеме на работу в заготконтору. Шестнадцатилетний проситель умело укладывает в фразу непростые слова "вакантная должность, канцелярская часть", только вот с запятыми пока не в ладу. Рядом рукопись рассказа. Называется "Смертный враг". Выбор сделан. Оказывается, в юности Шолохов был актером в любительском кружке, даже драматургом - суфлер Зыков сохранил для нас пьесу "Необыкновенный день". Таково начало экспозиции, содержащей множество интересных документов, вещей, первых изданий, иллюстраций к ним, рукописей. Но особенно поражают два свидетельства. Это письмо к Сталину, где автор "Тихого Дона" пытается открыть вождю глаза на репрессии в стране и объяснить истинное значение происходящего.

Чудо, что написавший это остался жить. А Григория-то Мелихова все-таки расстреляли! Вот портрет Харлампия Васильевича Ермакова, прототипа Григория Пантелеевича. Та же судьба: казаком рожденный, вышел в офицеры царской армии, метался меж красными и белыми, выбрал советскую власть. В 27-ом арестован и расстрелян. Реабилитирован.

... О многом вспомнишь и задумаешься, выйдя из музея на сегодняшнюю улицу.

Фото Николая Лазина.