Александр Старых
Прогуливаясь недавно по улице Чкалова, обострённым, как это бывает после болезни, взглядом всматривался в окружающие лица. Какая нарядная и модная нынче молодёжь! Вспомнились студенческие семидесятые, скромные платьица наших сверстниц и джинсы – предмет вожделения, которые можно было купить лишь ценой неимоверных усилий, работая после учёбы по ночам, если ты не номенклатурный сынок или дочка. И какие они все продвинутые: языки знают, в компьютерах разбираются, у каждого навороченный сотовый телефон, о котором расскажи нам тогда – не поверили бы. Да и умнее они кажутся, вежливее, человечнее. Хотя пиво в руках, особенно у молодиц, слегка портит общее впечатление. С другой стороны - пьяными не валяются, дурным голосом не орут.
- Эй, старуха! Опять пришла? Говорил тебе: голову оторву?!
Два молодых человека, нехорошо осклабившись, остановились перед скамейкой у Никольского собора, на которой сидела женщина усталого вида, с отрешённым взглядом. Она затравленно, как от удара, вскинулась, отгораживаясь пакетом  с двумя пластиковыми бутылками.
А я вдруг вспомнил, что уже не раз встречал её, начиная с весны – одетая в куртку, с огромным рюкзаком, она показалась в первый раз какой-то странной путешественницей, пешком прошедшей тысячи километров и смертельно уставшей при этом. Вот этот уставший, затравленный взгляд, направленный внутрь себя, и запомнился тогда. Потом я видел её у магазина «Факел». И тогда показалось, что она ожидает кого-то. Потом ещё и ещё раз встречал её на разных скамеечках. Ни у магазина, ни у церкви я не заметил, чтобы она просила подаяния. И вообще она не была похожа на опустившуюся бомжиху – с щелками вместо глаз на опухшем испитом лице.
Отогнав наглых подростков, я спросил, не могу ли чем-нибудь помочь. Женщина ответила не сразу, показалось даже, что разговаривать со мной не собирается. Отвечала она медленно, после минутного молчания, словно совершая какой-то долгий путь из глубины себя – к моему вопросу.
Она не была старухой. Ей вообще не больше тридцати. У неё чистое лицо и волосы. И только огрубевшие, натруженные руки контрастировали с внешним обликом обычной женщины.
Через некоторое время я узнал, что в Оренбурге она уже год. Приехала из Новосибирска, где  прописана, но где не осталось никого из родных. Не знаю, что за причина привела её в наш город, но здесь, по её словам, у неё украли сумку с документами. С тех пор она стала бездомной и бесправной. Ни уехать, ни поселиться где-нибудь без денег и паспорта не может. Отовсюду её гонят («Мне бы угол и работу…»). Особенная обида - на линейный отдел милиции. Да и на остальную милицию тоже. По её словам, охранники правопорядка гонят отовсюду и даже рвут на ней одежду, чтобы она сама не показывалась людям на глаза.
- Видите в чём хожу? – она показала на старенькие спортивные штаны. – А ведь недавно заработала и купила себе вещи. Всё порвали! А тут ещё эти! – она с болью и ненавистью кивнула в сторону удалившихся подростков. – Что я им сделала?
Не знаю, всё ли правда в словах неизвестной женщины с рюкзаком. Но страшно представить себя на её месте, когда в незнакомом городе  вдруг окажешься без документов и денег и натолкнёшься вместо помощи на стену равнодушия или хуже того – жестокости, как выживешь тогда, как спасёшься?
И уже другим взглядом посмотрел вокруг. Разодетая и размакияженная в пух и прах молодёжь обнажила вдруг скрывавшиеся под ангельским обличием пещерное равнодушие и жестокость. Откуда у современных подростков это желание пнуть опустившегося, унизить слабого, избить пьяного? Что служит причиной не прекращающихся  по всей стране судов над совсем ещё юными людьми – 10, 12, 14-ти лет – зверски – арматурой, ломом убивавших бомжей?
«Молодые люди видят, как мы относимся к бездомным, — криминализуем их, выталкиваем подальше с глаз долой, — и делают вывод: эти люди — недочеловеки, и на них можно нападать, — объясняют психологи. — Если мы хотим, чтобы такие атаки прекратились, мы должны давать ясно понять, что бездомные наделены такими же правами человека, как и все остальные».
Равнодушие взрослых – вот главная причина жестокости подростков. «Бойтесь равнодушных, - предупреждал классик, - ибо с их молчаливого согласия в мире происходят самые страшные преступления».
Не собираюсь стричь всех под одну гребёнку, но если целый год по городу на наших глазах бродит человек, всё глубже опускаясь в пучину безверия и отчаяния, то, воля ваша, что-то очень «неладно в Датском королевстве». И речь не о специальных службах, не о милиции – о нас с вами.
…Я попросил сидевшую на скамейке женщину прийти сюда же в понедельник, а сам позвонил в кризисный стационар помощи женщинам на ул. Пойменной. Там пообещали принять бездомную и помочь, насколько это в их силах.
Но женщина с потухшими глазами не пришла ни в понедельник, ни во вторник, ни в другой день. Не поверила, прогнала милиция или случилось что-то худшее – не знаю. Но точно понял, что самое страшное в новой реальности - это не то, чем нас пугали: человек человеку – волк (волки всё-таки не едят друг друга!). Самое страшное: это когда человек человеку – НИЧТО.