Новости
По информации городского управления пассажирского транспорта, автобусы начнут курсировать до дач и обратно со вторника, 30 апреля. Соответствующее постановление подписано Главой Оренбурга Сергеем Салминым.
27 апреля
27 апреля, по всей стране проводится Всероссийский субботник в рамках федерального проекта «Формирование комфортной городской среды» национального проекта «Жилье и городская среда», инициированного Президентом России Владимиром Путиным.
27 апреля
В Оренбурге приступили к наведению санитарного порядка после прохождения паводка. Для удобства жителей организованы дополнительные площадки временного складирования мебели, предметов быта, пришедших в негодность в результате паводка, и мусора, в том числе крупногабаритного.
26 апреля
В работах задействованы сотрудники МЧС России. При помощи мобильных комплексов спецобработки они дезинфицируют улицы, детские площадки, придомовые и другие территории Оренбурга, попавшие в зону подтопления. Всего специалистами продезинфицировано более 70 домов и придомовых участков и более 752 тысяч квадратных метров площади (это придомовые площадки и скверы, дороги, тротуары и иные территории).
26 апреля
Массовая акция по наведению чистоты состоялась в областном центре сегодня, 26 апреля, в рамках весеннего месячника благоустройства и озеленения.
26 апреля
Любовью взращена литература Оренбуржья
Владислав Бахревский
Осенью 2008 года исполняется 50 лет знаменитому литературному объединению имени Владимира Даля. Созданное при областной молодежной газете «Комсомольское племя» по инициативе её редактора Риммы Александровны Забелиной, оно с годами стало настоящей писательской кузницей.
Владислав Бахревский Осенью 2008 года исполняется 50 лет знаменитому литературному объединению имени Владимира Даля. Созданное при областной молодежной газете «Комсомольское племя» по инициативе её редактора Риммы Александровны Забелиной, оно с годами стало настоящей писательской кузницей.
За полвека выучку в литобъединении прошли сотни, если не тысячи начинающих литераторов. Многие из них сегодня ведущие журналисты, издатели газет и журналов.
Десятки воспитанников стали кандидатами и докторами наук, преподают в университетах страны.
В настоящее время в издательстве «Золотая аллея» готовится к выпуску трёхтомник сочинений наиболее талантливых воспитанников литобъединения.
До конца года мы будем печатать материалы, связанные с юбилеем нашего литобъединения, а сегодня публикуем с сокращениями статью члена литобъединения с 1958 года Владислава Бахревского, лауреата премий «Капитанская дочка», «Боян», имени П.И. Рычкова и Александра Грина «Алые паруса».
I
Когда живёшь в эпоху смены полюсов, тектонических разломов бытия, крушащих монолит человечества, ответственность перед будущим становится той самой идеологией, какую никак не сыщут неоправители и неопартийцы. Вот и спросим себя: по силам ли писателям Оренбуржья быть нынче хранителями русского слова, быть не только щитом, но и самой сутью России.
Три тома поэзии, прозы, драматургии, публицистики вместили 50 лет вдохновения; запечатлённый труд взращивания литературной нови; духовный облик края.
Но это ещё возможность посмотреть на самих себя со стороны. Много ли успели, чего стоим?
Служение своему дару высвечивает неповторимость дарования, но это всё-таки пустоцвет.
Не было такого времени в России, когда писатель мог не думать о судьбе народа. Что уж говорить о нашем «теперь».
Русский дух на исконных русских землях истончается до исчезновения.
Трясина бездуховности поглотила обе наши столицы. Рынок с обрезанной совестью не совместим с исторической основой жизни русских. Провинция, «передовая», кинулась приспосабливать интеллект к мировым стандартам.
Подавай свободу! Во-первых, от пережитка прошлого — совести и, во-вторых, от другого пережитка — национальности.
И получается: отчёт о полувековой работе литобъединения — не калейдоскоп, не цветник, но витязь, у которого вместо копья — слово, а вместо щита — любовь к Родине.
Литобъединение при редакции газеты «Комсомольское племя» создано в 1958 году.
Редактор газеты Римма Александровна Забелина поручила Елене Матвеевне Лысовой собрать вокруг редакции талантливую молодёжь Оренбурга и Оренбуржья. Елена Матвеевна отбирала и печатала стихи и прозу, а руководил литобъединением поэт Михаил Трутнев.
В 1964 году работу с литературной порослью взвалил на себя поэт Геннадий Фёдорович Хомутов. Сорок четыре года в пестунах. Горбом, слава Богу, не обзавёлся, а вот крылья — отрастил. Не для того, чтоб в поднебесье залетать, а для того, чтобы быть всюду на земле оренбургской, ни единого дарования не проглядеть, не оставить без любви. Любовью взращена литература Оренбуржья.
В 90-е годы, когда государство расплевалось с народом, когда дети стали для нашей невероятной демократии обузой, а беспризорник, мозолящий глаза, — обыденностью, Геннадий Фёдорович создал литературное движение «Расцветающий сад». Именно движение, потому что к оренбургской литгруппке школьников присоединились заочно десятки областных кружков, в том числе деревенских.
Московское радио, государственное, в ту пору изо дня в день измывалось над самым читающим в мире народом. Погогатывая, твердило: в литературе нет ничего пророческого, не совесть она, не учитель жизни, а всего лишь — одно из развлечений.
В Оренбурге всё это слышали и, помалкивая, упрямо, упорно делали вечное дело русских людей: засевали человеческое поле зёрнами духовности.
Работа шла тихая, с виду совсем крошечная, и оттого, должно быть, бессмысленная.
Из школы изгоняли литературу, а Хомутов собрал десяток-другой детишек и обучал их писанию стихов. Хомутов один, да у него за четверть века под рукой был засадный полк учеников.
И, пожалуйста: «Вечерний Оренбург» представил стихотворцам и прозаикам целую полосу.
Областные и городские администрации менялись, но, при скудости средств на культуру, для Хомутова и его воспитанников деньги всё-таки сыскивались. Было издано 12 сборников детского и юношеского творчества.
Ольгу Мялову, Варвару Заблицкую чуть ли не со школьной скамьи приняли в члены Союза писателей России.
Тихая работа дала дивные плоды. Оренбуржцам повезло с садовником.
Литобъединение Хомутова широкую известность обрело на VIII Всесоюзном совещании молодых писателей: было названо среди восьми лучших в СССР.
Центральные журналы «Литературная учёба», «Молодая гвардия», а позже Союз писателей России проводили в Оренбурге, на базе местного литобъединения, семинары.
Воспитанники литобъединения — лауреаты многих престижных премий. Иван Уханов — Ленинского комсомола, Пётр Краснов — Бунинской, Мамина-Сибиряка, «Капитанской дочки», Александра Невского.
Драматург Фарид Нагимов удостоен премии «Русский Декамерон», сценарист Алексей Саморядов («Тихоня», «Лимита») — «Золотого Овена», премии имени С. Эйзенштейна, «Ники» (1993, 1994), «Зелёного яблока» и посмертно приза 19-го «Кинотавра».
Сам Хомутов — лауреат премий «Традиция» СП России, «Капитанская дочка», «Оренбургская лира», Шолоховской премии «Они сражаются за Родину».
II
Встречая 20-й век, Стасов и общественная мысль выстроили для русской литературы лестницу из двух ступенек. Пушкин, Гоголь, Лев Толстой — великие. Писатели второго ряда — Лесков, Алексей Константинович Толстой, Мельников-Печёрский…
Но ведь было время: за первых у нас почитали Демьяна Бедного, Алтаузена, Бубенова и Павленко. Нынче Войновича, Маринину, Донцову. Это первенство государственное, иное дело — национальное, народное.
Здесь мерило — язык, самобытность и объём писательского вздоха. Сколько вмещает эпохи, вечности, чем оценивает, выдыхая: выгребной ямой или свежестью здоровья, притягательным запахом жизни.
Предисловие — не исследование и не словарь. Уровень оренбургских литераторов, степень их влияния на общественную жизнь, самоценность ими созданного придётся показать только на нескольких именах. А мы убеждены: писатели — золото народа.
Одно золото в ходу, другое под спудом, но это богатство, которое нельзя прокутить, растранжирить.
Итак, что же Оренбург имеет?
Начнём с самого важного нынче — с детской литературы.
Придёт время — оно давно уже пришло, — когда в хрестоматиях для начальной школы (память на всю жизнь) будут печатать стихи о военном детстве Геннадия Хомутова. Нелепо, а если смотреть на вещи государственным оком — преступно, что в современных хрестоматиях эти стихи отсутствуют. Потому и зияет в душах наших детей дыра, залепленная жвачкой заокеанского производства: уже для многих наших мальчиков и девочек в боях Великой Отечественной войны победили американцы с французами. Наши, русские, воевать не умеют. У Хомутова в стихах — не солдат, школьник. Школьник — тоже народ, но это ещё и приговор врагу — такой народ победить невозможно.
Современная детская литература о современных детях пока что не востребована. Умышленно.
Был бы на неё спрос, расцвёл бы дар поэта и детского писателя Владимира Одноралова.
О прозе
Пётр Краснов снискал у критиков славу выдающегося мастера слова. Умеет накручивать словесный клубок на целые страницы.
Попытка остановить мгновение. Задержать жизнь, утекающую в прошлое, прочувствовать бесконечность, необозримость «сейчас». У Краснова мгновение вбирает в себя всё бытие героя. В одно и то же время ловящий рыбу человек думает о работе, о близких людях, о будущем, прослеживает минувшую жизнь. А перед его глазами природа, поплавок, река, лодка. И надо всем — тоска по неудавшейся любви! Горе утрат, манок счастья, надежды, покорность судьбе, грёза несбывшегося, мытарства и печаль по России. Мгновение у Краснова становится полотном, страшным необъятностью жизни, щемящим ностальгическим недоумением по истекшему и утекающему времени. Не только времени героя, но и времени читателя и самого рассказчика: один слова прочитывает, другой их выстраивает на бумаге. Всё это — модернизм. Но Пётр Краснов, завернув читателя в словесный кокон, принимается говорить просто и точно. И ещё одно надо помнить, открывая книгу, написанную Петром Красновым: в его зачинах, столь бесконечных, всегда звучит особая мелодия. Мелодия мысли и языка, перед нами сразу три портрета — героя, писателя, эпохи.
Большинство произведений Петра Николаевича — простые истории о людях с обычной судьбой в наши дни. Вот только всё обычное — неповторимо.
Георгий Саталкин — один из первых в советской литературе ударил в набат, взывая к разуму народа: власть уничтожает, планомерно и целенаправленно, русскую деревню. Спасение деревни — спасение народа.
Увы! Не судьба. Не пробился Георгий Николаевич со своими набатными рассказами к читателю. Вместо сполошного звона, поднимающего нацию на тушение пожара, звякали удары в рельсу у себя во дворе.
Саталкин в повести «Скачки в праздничный день» — беспощадный реалист. Но, видимо, стремясь втиснуться в строй современной литературы, и, разумеется, быть нарасхват, он ухнул в нужник сексуальных изысков. Разумеется, это тоже правда жизни. Но инструкция для жаждущих плотских наслаждений широкого читателя не обретёт. Жить в мерзостях, да ещё в мерзостях литературных, охотников, при обилии сексуального рынка, не много. Сказать, что всё это у-бого (у Бога) — нельзя. Вот только нечистого лишним поминанием тешить незачем. Но есть в Саталкине главное. Это главное — дар изумительной языковой изобразительности. Мы как про язык, так про Бунина. У Саталкина своя палитра, не наследующая, тем более не повторяющая кого бы то ни было. Своя, изумительная, самоценная! Вот только сам Саталкин, жаждущий и достойный признания, почему-то слеп. О чуде своём знает, но так мало для него, неповторимого, трудится.
Александр Старых — публицист, критик, редактор — не приемлет разнузданную, якобы современную, беллетристику, где испражнения тела и души — напоказ, якобы ради полноты жизни, ради отрицания всяческих табу. Поклонение западным ценностям — не безобидная эстетика, но сознательная, оплачиваемая борьба с устоями России и народа. А. Старых непримирим к тем, кто обслуживает пятую колонну, ныне действующую открыто.
Замечательных поэтов в Оренбуржье много.
Евгений Курдаков мощью своего поэтического мира в одном ряду с Юрием Кузнецовым, Светланой Сырневой, Николаем Дмитриевым.
Пока ещё не дошёл до широкого читателя Александр Фурсов. Его жизнь — эпопея. Война, плен, партизанский отряд в Минтце, Швейцария, Италия, возвращение на Родину в 1955 году. Поэзия Фурсова — то самое золото, пока что не добытое для жизни. Вот поэтическое кредо поэта:
И пот меня прошиб — я на цветок
Едва не наступил: он у дороги
Беспечно рос, мальчишка голоногий,
Лишь в первый раз шагнувший за порог.
Ушёл в вечность Юрий Орябинский, но стихи его живут. Пяти четверостиший поэту хватило, чтобы не только нарисовать парный портрет двух оставленных жёнами горюнов, но саму эту жизнь, нашу жизнь, когда все мы тянули и тянем себя в пропасть всенародной катастрофы. Поэт не умничает, не разоблачает, не проливает слёз. Всё коротко и просто. Свела общая беда двух мужиков, выпили молча и горько.
Так и скоротаем потихоньку вечер,
Чтобы в одиночку души не сожгло.
Провожу его я:
— Как, сосед, полегче?
И сосед ответит:
— Вроде отлегло.
Сочинителям хочется показать всё своё творчество. И вот Владимир Петров под одной обложкой печатает стихи и прозу, Валерий Кузнецов — стихи и статьи.
В сборнике В. Петрова «Возраст осени» мне показался прекрасным цикл стихов о «Малой родине». Это рассказ о том, как предали мы все сначала малую родину — дом отца и матери, а потом и большую, нашу общую Родину-мать.
Нас гнали не нужда, не голод,
Пусть было и невзгод не счесть.
Уехать из деревни в город
Считалось за большую честь.
Юрий Орябинский, Владимир Петров, Александр Фурсов, Валерий Кузнецов, Надежда Емельянова, Наталья 
Кожевникова, Валентина Ерофеева, Антонина Мелешко, Ирина Моргачёва — отнюдь не лучшие оренбургские поэты. Лучших поэзия не знает. Она знает — неповторимое слово, как саму неповторимую жизнь. Стихи, беспомощные и бессмертные — картина времени. Именно картина, не фотография. Вместо палитры — личность.
Кожевникова, Валентина Ерофеева, Антонина Мелешко, Ирина Моргачёва — отнюдь не лучшие оренбургские поэты. Лучших поэзия не знает. Она знает — неповторимое слово, как саму неповторимую жизнь. Стихи, беспомощные и бессмертные — картина времени. Именно картина, не фотография. Вместо палитры — личность. Величина поэта и прозаика зависит от величины заложенного в них дара материнства, отцовства, сыновней или дочерней благодарности. Не пол, мужской или женский, определяет эти дары. Вместительность души. И добавим, не возраст.
Школьница Варвара Заблицкая на века пригвоздила правителей России к позорному столбу истории стихотворением «Чтобы получше жить»:
Чтобы получше жить,
мы ищем волшебные средства,
Драгоценное время тратим
в мечтах о чужом идеале.
Я не плачу о том,
что у нас отобрали детство:
Детство — самое малое из того,
что у нас отобрали.
Я не плачу о том,
что у нас отобрали свободу:
Свободным на сто процентов
может быть только псих.
Не плачу я, даже глядя на жизнь
своего народа:
Слезами стране не поможешь,
что проку людям от них!
Сами поэты не всегда задумываются, какой силой они распоряжаются, сколько сил тратят впустую, а Слово — пророк. Слово — самое невероятное по действенности оружие. Сказано, и будет. Сорвалось с языка — так что же ты его себе не отрезал?
И всё-таки варварская демократия масонов ХХI века в русскую литературу влезла и рылом, и копытами.
В середине 60-х поэты, совсем ещё молодые, были желанными в университетах и на стадионах.
Понимая, что уничтожить русскую поэзию пока что невозможно, надзиратели наши добились серьёзного «прогресса». Поэтические сборники самых удивительных поэтов нынешнего дня и графоманов издаются одинаковыми тиражами: 300 штук, 500 штук.
В 2008 году уже нет поэзии России, есть русская поэзия Рязани, Оренбурга, села Большое Мурашкино. Есть поэзия Орехово-Зуева, Комсомольского проспекта в Москве и три-четыре сорта поэзии улиц Никитской и Поварской.
Нынче нет поэзии русского народа. Есть поэзия избранных и пахнущая пирогами — кухонная.
Но вот что отрадно. Да, поэзия потеряла общенациональное значение. Да, мы знаем футболистов, а не поэтов. Но поэзия жива.
Несколько имён. Алла Кириллова, Ольга Мялова, Владислав Трефилов.
Алла Кириллова — кандидат медицинских наук. Но она прежде всего — поэт. Сердце учёного врача переполнено стихами.
Первая книга поэтессы Ольги Мяловой вышла, когда она училась в школе, в 14 лет. Она закончила литинститут, её учитель — Юрий Кузнецов.
Владислав Трефилов — издатель. В столь сложное время — издатель уникальных книг. Некоммерческих. Его поэзия — прикосновение к струнам, звучащим так тихо, что надо сливаться со словами и музыкой слов, чтоб открылась затаённая, как затаённое дыхание, красота.
А ведь есть в Оренбуржье Владимир Шадрин, есть Анатолий Тепляшин, Вениамин Побежимов, удивительная Надежда Акисова. Кормится огородом, нянчит внуков и пишет стихи.
А как сверкают то ли шлемы, то ли венцы юной дружины Хомутова. Так много замечательного, что только прийти в отчаяние.
Россия обладает космическими богатствами, силой, могущей сотворять галактики. Если собрать всё, чем располагает нынче поэтический Оренбург, картина получится не меньше «Явления Христа народу».
Дарований хватило бы на несколько европейских стран. Обилие талантов и невостребованность — вот печаль России. Вечная печаль. Утешает одно. Мы из моря звёзд видим малую толику, а они есть, они будут. Они светят. И слово светит и живёт, потому что произнесено.
Необъятна страна оренбургская в слове, хотя все слова вмещаются в одно.
III
В Советское время краеведение корчевали неистово. Восторженных знатоков и летописцев родных городишек сажали, как врагов народа!
В Оренбурге во главе краеведческого движения стоят женщины. Стало быть, здесь порядок и прибрано, как в избе рачительной хозяйки.
Галина Павловна Матвиевская и дочь её Инна Каримовна Зубова — учёные-математики, но по крови — краеведы. Работы Павла Евменовича Матвиевского, отца Галины Павловны, — фундамент и первые этажи науки об истории Оренбурга. Мать и дочь, продолжая дело отца и дедушки, сделали такое простое и такое важное для русской литературы, для всей нашей истории дело — просмотрели областной архив. Неизвестный Даль стал известным. Да так вовремя. Несколько лет тому назад архив горел. Верные Оренбургу женщины, спасая, разбирали покалеченные документы по листочку. И как награда — новые открытия: о Дале, о Перовском, о его сподвижниках.
Алла Георгиевна и Виктория Юрьевна Прокофьевы — тоже мать и дочь.
Филологи, доктора наук, они были главными работницами библиографического словаря «Литературное Оренбуржье». Профессорский труд в наши дни забирает время без остатка, но Виктория Юрьевна не отгораживается наукой от современности. Учёный педагог находит силы для рецензий на книги писателей нашего времени.
Все эти работящие женщины — истинные хранители очага. Дивный очаг этот — один, да в трёх ипостасях. Очаг своего дома — души, очаг дома с именем Оренбург, очаг дома с именем Россия.
Под стать Матвиевским и Прокофьевым Татьяна Владимировна Судоргина. Из мужчин, старателей краеведения, назовём Игоря Бехтерева. Альманах «Гостиный Двор» под его редакцией поднимал оренбургскую литературу на уровень национальный, а краеведение — на уровень литературы.
Но главное — и альманах, и его авторы (вспомним книги казачьего бытописателя Николая Волженцева) вернули к жизни прошлое края, и что замечательно, прошлое стало важной составляющей современности. История уже не сама по себе, а достояние семьи и всех оренбуржцев. Человек, преображённый памятью, для государства, для народа — уже не безмозглый потребитель и обыватель, но ответчик за собственную жизнь перед Оренбургом, Россией, перед Богом, перед своими детьми и перед отцом с матерью.
IV
И о себе
Только теперь понимаешь, как нелепо оставлять своё прошлое прошлому. Всю жизнь благодарен Елене Матвеевне Лысовой. Напечатала мои стихи в «Комсомольском племени». Первый выход к большому читателю — так мне казалось — газета, ведь областная! И была жизнь, и были книги.
Елена Матвеевна, Сакмара, Оренбург остались в счастливом, в наивном, в неповторимом мире…
И вот через 40 лет без году приехали мы с женой Леной за премией. Премия — лучше не бывает. Пушкинская. «Капитанская дочка».
Было застолье в ласковом доме писателей. Мы сидели рядом с Еленой Матвеевной. Мне было хорошо: не подвёл «Комсомольское племя». Не подвёл Елену Матвеевну, поверившую в меня.
В этот приезд я обрёл родного по духу человека. О Геннадии Фёдоровиче Хомутове речь. Он воистину и щит великого русского слова, он и колчан, в котором стрелы на полчища мрака, обступающие Россию. Эти стрелы он пускает и сам же готовит новые. Его колчан никогда пустым не был. Геннадий Фёдорович — блаженный нашей литературы. Оренбуржье — крестьянский, отравленный трубами металлургии край на краю. Но где Геннадий Фёдорович, там и край — центр. Гнездовье русского духа в невероятном отечестве нашем. Не имея постов, издательств, Хомутов пестует не только свои поэтические стрелы, мальчиков и девочек, озарённых светом слова, он взваливает на себя ответственность за состояние русской литературы наших дней.
Собственные стихи Хомутова — простота, которая сродни мудрости нашего крестьянского по корню народа, и такая искренность, что читаешь его и слёзы закипают. Потому и написал мало.
Отдал себя, как дивный художник Чистяков, ученикам. Ох этот мужиковатый крикливый Хомутов! Уж так знает русскую поэзию, как никто. Его знание — знание крови нашей.
Сам я — выходец и выученик литобъединений: Орехово-Зуевского, Оренбургского, при «Московском комсомольце», при «Октябре» времён Панферова, при Союзе писателей Москвы. Знаю цену руководителю. Но с Хомутовым и тут беда — бесценен.
В юности я поехал в Оренбург, может быть, только потому, что хотел постоять одной ногой в родной российской Европе, а другой — в таинственной, в необъятной Азии.
С этого и начал. Заплыл на середину Урала, а на середине — мелко. Ходил туда-сюда, чтоб не промахнуться.
Мог остаться в Оренбурге библиотекарем, но соблазнился казачьей станицей. Сакмара была для меня Белогорской крепостью Гринёва. Она — участница пугачёвской сказки. В России сказки — быль.
А в Сакмаре-то — ковыли, в лесах — упёршиеся в небо осокори, поток реки стремительный, дали, простор. Я ходил по околицам в счастливом стихотворном сумасшествии.
В Сакмаре мне предложили на выбор: второй секретарь райкома комсомола или литсотрудник газеты «Путь к коммунизму». Избрал газету. Печататься! Печататься!
…Выходило: журналист я гиблый, но послал стихи в «Комсомольское племя». Из разных редакций до сих пор получал ответы совершенно одинаковые: «Вы — способный человек, но стихи возвращаем». А тут никакого письма, зато газета, а в газете мои, сочинённые в Сакмаре, строки. Письмо пришло позже. Литсотрудник Лысова приглашала на занятия литературного объединения.
Приняла дружески. Благожелательность Елены Матвеевны, одобрение моих стихов — она ведь литсотрудник областной газеты! — вот главное, что я получил от занятий.
Носил я стихи и в «Южный Урал».
В «Южном Урале» я всё-таки напечатался. Небольшой очерк о человеке, зимовавшем в Антарктиде. Был счастлив.
Занятий в литобъединении не пропускал. Ездил на свидание к литературе.
В Сакмаре XXI века был несколько раз. Господи! Куда подевались оренбургские снега? Снега из «Капитанской дочки»?
Автобус-коробочка от Сакмары шёл в снежном туннеле. И было однажды: не доехал до Оренбурга. Автобус не пробился, а вот ноги всё-таки донесли меня до «Комсомольского племени». Скорее всего, ногам помогали крылья.
В Сакмаре я жил у тёти Пани. На зависть всей редакции. Тётя Паня работала сторожем в магазине, и у неё всегда была водка. Дом тёти Пани — это былина. Сложенный из камней терем-теремок, нахохлясь, чуть на бочок стоял над оврагом. Жилище разбойников.
У тёти Пани был сын, киномеханик. Из своих странствий по весям он являлся раз-другой в месяц. Дом делился надвое. Крошечная, метра на полтора в длину и в ширину кухня. В кухне печь и крошечный стол у крошечного, выходящего в сарай окошка.
В большой комнате: большая кровать хозяйки, койка у другой стены — квартиросъёмщика: моя. Возле окна, на лавке, спал восьмиклассник. Платил за жильё картошкой. И ещё дурочка Наташка. Могучая девка, добрая, весёлая. Жила на печке.
В кухонке я ещё раз переписал повесть «Мальчик с Весёлого» и послал во ВГИК, на конкурс сценаристов. Конкурс выдержал. Пришёл вызов. Заочники сдавали экзамены в январе.
Поехал, сдал экзамены, но не приняли: у тебя диплом филолога.
Мечтал о работе корректора в газете «Лесная промышленность», получил отказ, но уже в мае я работал пока что не утверждённым литсотрудником журнала «Пионер».
Я встретил 1959 год в поезде Оренбург — Москва. Оренбург выпроводил меня из газеты в литературу. В январе 1960 года «Мальчик с Весёлого» увидел свет в сборнике «Первое знакомство».
И последнее. Перед вами три тома судеб. Пусть самое трепетное, самое важное для вас войдёт в вашу жизнь.
Тираж книги — современный. Никакой. Но от человека к человеку, от отца к сыну, от дочери к матери, без посредников, загадивших нашу страну безобразием граффити, безобразием бездуховности, от человека к человеку понесём прекрасное в прекрасных строках выраженное. Будем русскими, внуками Бояна вещего.
