Сегодня на конкурс «Мой город любимый» представили свои стихотворения наши постоянные авторы - профессионалы, известные в Оренбуржье и далеко за его пределами, и начинающие авторы, которые имеют всего по две-три публикации в местных газетах и в альманахе «Гостиный Двор». Геннадия Красникова представлять особо не надо - он известный русский поэт, новотройчанин по рождению, выпускник Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, многолетний редактор знаменитого альманаха «Поэзия», эссеист, литературный критик, преподаватель литературного института имени А.М. Горького, никогда не порывал связи с родным Оренбуржьем, постоянно выступает с публицистическими произведениями в газете «Вечерний Оренбург», печатается во всех антологиях, выходящих в Оренбуржье, часто проводит семинары с молодыми авторами в Оренбурге, Новотроицке, Орске, Гае.
Члены Союза писателей Галина Грибанова и Сергей Бурдыгин лучшие свои стихотворения опубликовали в нашей «Мастерской». Инженер Александр Барсаев и строитель Алексей Никуленков регулярно участвуют в конкурсах имени С.Т. Аксакова. В прошлом году оба получили призы за свои произведения, присланные на конкурс «Мой город любимый». Сегодня мы публикуем в «Мастерской» новые стихи, представленные нашими авторами на полюбившийся конкурс «Мой город любимый».

Сергей Бурдыгин
* * *
Видно, именно здесь - на границе Европы и Азии,
Свой особый уют и тепло в тесноте без обид.
Оренбургские дворики - лет уходящих оазисы,
Не шумите, мальчишки, пусть время немного поспит.
Это время хранится ещё до поры в этих домиках,
В этих низеньких окнах, в неспешном спокойствии их.
Там, где выпала старость при маленькой жизненной должности:
Никому не мешать за фасадом проспектов больших.
Оренбургские дворики - письма живущим из прошлого,
От Мусы-водовоза, сапожника дяди Петра...
Жили, как получалось: по-дурости и по-хорошему,
Тосковали под вечер и верили в солнце с утра.
А ещё вспоминали порой Пугачёва и Дутова,
Кто был прав, кто ошибся - не нам их сегодня судить.
Есть конфеты в продмаге, мальчишки растут не разутые,
И война позади. И ещё коммунизм впереди...
А теперь мы живём всё стремительней, всё безогляднее,
И теперь этим дворикам - только стоять в стороне,
Хоть и хочется в праздники всё-таки быть понаряднее,
Сарафанчик сирени устроив себе по весне.
Оренбургские дворики - в городе главное самое
Не в цветной мишуре, а в ночной поскромневшей тиши,
Там, где снится душа. Только душу реклама не жалует,
Покупатели есть. Но с продажей не каждый спешит.
Правда, время торопит, и мы в торопливости маемся.
Но по чести сказать - даже в многоэтажках своих.
Оренбургские дворики, чаще мы тоже пытаемся
Никому не мешать за фасадом проспектов больших...

Алексей Никуленков
* * *
На окнах решётки
И дверь, как от сейфа, в квартире.
Я, словно проснувшись,
Живу в непонятном мне мире.
Живу и тоскую я, как о великой потере,
О жизни в домах, у которых не заперты двери.
Мы жили в Форштадте,
Друг другу знакомые с детства,
И свято во всём соблюдали
Законы соседства.
В дворы и в дома
Заходили свободно, без спроса.
Живя небогато,
Давали взаймы без вопросов,
Гостей приглашали к столу:
Чем богаты, тем рады.
И выше, чем дружба,
На свете не знали награды.
И слышались песни,
И длилось до ночи застолье.
Всё это теперь называют эпохой застоя.
На окнах решётки
И дверь, как от сейфа, в квартире.
Я, словно проснувшись,
Живу в непонятном мне мире.
Живу и тоскую
Я, как о великой потере,
О жизни в домах,
У которых не заперты двери.

Галина Грибанова
Цветик
Не увядай, последний цветик,
Холодным ветром обожжён,
Ты возрастал в неблизком лете,
Там, где стояли я и он.
И потому тоски не прячу,
Твой венчик был неотразим,
Проститься мы могли б иначе
С тем, кто доселе мной любим.
Цветочек, мудрое созданье,
Мою надежду уберёг,
В нём углядеть бы на прощанье
Не смятый ветром лепесток!

* * *
Стих отменно «упакован»,
Но подумаю с тоской:
Он у дней не отвоёван
И, по сути, никакой.
Скучность слов про вечер синий
И про ту, что не пришла,
Но занозы нет в помине,
Чтобы мучила и жгла.
Оттого забытый вскоре,
Без утехи для сердец,
Никакой в печали, в горе,
При рожденье не жилец!

Александр Барсаев
* * *
Снег ещё не стаял, но уже
Птицы по-весеннему щебечут.
На истерзанной метелями душе,
Как росток, пробилось слово «встречу».

Встречу строки, собранные в том,
От дороги – путь, ведущий к саду,
Солнце, согревающее дом,
Зеленью обвитую ограду.

И нераспустившийся цветок,
Тот, который сразу не замечу,
Чтоб цветеньем поразить он смог...
Может, всё же встречу, может, встречу.

Геннадий Красников
* * *
Холодком тоски повеяло
в ожидании зимы,
кроме вечности, - всё временно
на земле и даже - мы...
Помнишь, снега прошлогоднего
всё не мог найти Вийон? -
что там снег!.. А где сегодня он,
где же сам сегодня он?
Постучишь в родную ставенку
лет примерно через сто,
но невидимому страннику
не откликнется никто...

* * *
Состарились мои ровесницы,
да я и сам заметно скис,
карабкаюсь по шаткой лестнице,
давным-давно ведущей вниз.
С валокординами и грелками,
подошвами асфальт скребя,
как будто в искажённом зеркале,
друг в друге видим мы себя.
Суставами скрипя и щёлкая,
в каком - неведомо - году,
с какой-то старою кошёлкою
я повстречался на ходу.
Благодарю я провидение,
что без излишней суеты,
как мимолётное видение,
явилась и... исчезла ты!

* * *
Не будем сожалеть о том,
что не случилось,
довольно и того,
что сердце сладко билось,
быть может, остудив
от милых упований,
Господь нас уберёг от разочарований.
Любимые мужья - украшены рогами,
старинные друзья -
давно глядят врагами,
у столбовых дорог -
братва и проститутки,
а возле наших ног -
трава и незабудки...

* * *
Настанет срок, настанет час и день -
и ты увидишь будущего тень,
там зеркало, как чёрный лёд, блестит -
оно уже давно тебе не льстит,
и этот мир, осатаневший вдруг, -
ещё не враг, но и уже не друг...
В окне Харон с щербатым веслецом
и незнакомый век с чужим лицом,
а вдалеке идущие вослед
сквозь нас проходят,
как сквозь лунный свет…

* * *
... И дольней лозы прозябанье.
А. Пушкин.
Явились незваны-непрошены
и судят грехи наши тяжкие -
пророки с биндюжными рожами,
оракулы с бабьими ляжками.
Шумят языки празднословные,
уста не смолкают лукавые,
и шьют нам судьбу уголовную,
и сны навевают кровавые…
Галдят о каком-то призвании,
что было-де им откровение -
и дольней лозы прозябание,
и ангелов горних видение...
...А листьев полёт всё летальнее,
и мысли приходят невольные,
что всё-таки дольнее - дальнее,
и не всякое дальнее - дольнее...

Георгий Иванов в Париже
Париж не виноват,
Парижу дела нет,
что повернуть назад
судьбу не смог поэт,
что он, как ювелир,
гранил в чужом углу -
невозвратимый мир,
блестящих лет игру…
Гранил он свой портрет
и, словно бирюзу,
разглядывал на свет
гранёную слезу.
Снег петербургских зим -
гранил, гранил, гранил,
как будто в том снегу
себя он хоронил...
Банальная тоска,
но под его рукой
вдруг встала у виска
классической строкой.

* * *
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал…
А. Пушкин
Мальчик весёлый и шумный,
смуглый, подвижный чертёнок,
зорю встречает при свечке,
чёрные кудри ероша...
Капает воск на бумагу,
гаснет фитиль и дымится,
свежесть в открытые окна
входит и шторы колышет...
Смотрят Россия и Муза,
как, засыпая, ребёнок
с детской счастливой улыбкой
сонными шепчет губами...
Солнце святое восходит,
день обещая чудесный,
но отчего так тревожно
смотрят Россия и Муза?..

Зимняя анестезия
Белым сновиденьем хлороформа,
легче марли задевая взгляд,
созидая формы, формы, формы,
над землёй струился снегопад.
Усыпляющи и монотонны
наплывали звуки тишины,
и снежинок тонны, тонны, тонны
были всюду нагромождены.
Кажется, под этим светлым пухом
тяжело рукой пошевелить,
но уже ты слышишь, как над ухом
кто-то произносит: «Будет жить».

Гроза
Надвигалась туча, туча угольная,
и дрожала ива у воды,
из гнезда кричала птица пуганая -
быть беде, не миновать беды.
Растрепавши перья серо-пепельные,
вглядывалась дико в край земли,
где разорванные и расцепленные
разлетались молнии вдали,
Каркала ворона как ошпаренная:
«Так же шли с небес огонь с водой,
до сих пор крыло моё с подпалиною,
триста лет над клювом пух седой».

* * *
Пустотой дохнуло неживою,
дожили до осени времён...
Но покуда сад не оголён,
вечности не видно за листвою.
Кажется бессмысленной игрушкой
в золото окрашенный покой,
ходики настенные с кукушкой
остановим собственной рукой.
Жалкий род людской,
сосуд скудельный,
что мы сможем в вечность унести?
Только слёзы,
только крест нательный,
только просьбу: «Господи, прости!»

Песенка о посмертной славе
Если ты, случаем, брат, -
гений, талант или... бард,
все тебя - благодарят,
все тебя - боготворят.
Лучший от римских календ
выдался нынче момент:
каждому - свой постамент,
каждому - свой монумент.
Как же нам радует взгляд
классиков нынешних ряд:
слева направо - стоят,
справа налево - сидят.
Мэры к ним в скверы спешат,
дамы шелками шуршат,
справа налево - смешат,
слева направо - страшат.
Все они, милые, тут,
каждому честь воздают,
слева направо - блюют,
справа налево - плюют.
Бацает туш музыкант,
плачут Петрарка и Дант,
справа налево - талант,
слева направо - гигант!

* * *
Ночное небо, тёмное, как погреб,
и влажный ватный воздух февраля,
где наша жизнь, смешных времён апокриф,
в глухих дворах не стоит и рубля...
Предчувствие весны. Темно и сыро.
А вдалеке, один на весь квартал,
висит фонарь, как тот кусочек сыра,
что Бог вороне всё-таки послал.
Прохожий поздний мимо окон спящих
нырнёт в подъезд, одежду отряхнёт,
чуть громыхнёт пустой почтовый ящик
и вновь своим железным сном уснёт.
Холодное, как тёмный погреб, небо,
в такую ночь уснуть невмоготу,
нет ни листочка, ни травы, ни снега -
прикрыть земли больную наготу.