Наверное, он не поверил бы, если бы ему сказали, что бойкая пышноволосая «активистка» — рясофорная послушница уральского монастыря. И её твёрдый внутренний стержень — вовсе не «революционная закалка», а вера в Бога.

Почти все Засыпкины отличались звучными голосами и пели на клиросе. Детей по старой русской традиции воспитывали в любви и строгости. Научали вере в Бога, уважению к старшим, смирению и послушанию. Ребёнка старались вырастить прежде всего хорошим христианином, а не «всесторонне развитой личностью». Но именно это и делало его настоящим человеком — цельным, свободным, нравственным — и нисколько не подавляло индивидуальных особенностей.

В 1915 году отец Галины Андрей Дмитриевич погиб на фронте. Мать Анна Кузьминична решилась идти в Каслинский Казанско-Богородицкий монастырь, взяв с собой и трёхлетнюю малышку. Но прежде пошла благословиться у своей духовной матери — прозорливой схимонахини Евфросинии. Зашли к ней в избу, мать подталкивает Галину к схимнице: «Поклонись ей в ножки». А схимонахиня в ответ: «Не трогай её, у неё крест тяжёлый» — и надела на малышку крестик. Действительно, через несколько лет настанут времена, когда просто носить на шее крест станет большим подвигом…

«Это же веретешко!»
Среди родственниц Галины была послушница екатеринбургского Ново-Тихвинского монастыря Елизавета. Официально монастырь в те годы был, конечно, закрыт, но община продолжала существовать нелегально. Сестры жили в отдельных домах или на съёмных квартирах, ходили на работу в государственные учреждения – но при этом ничего не предпринимали без благословения своей наставницы игуменьи Магдалины (Досмановой).

Мать Гали, зная её пылкий нрав, не раз с беспокойством предупреждала: «Ты такая бойкая, не вздумай принимать монашество». За Галей уже несколько лет ухаживал молодой человек, и мать ожидала, что дочь вот-вот выйдёт замуж. Наступил решающий день – вечером должно было состояться сватовство. Анна Кузьминична попросила дочь после работы нигде не задерживаться, сразу прийти домой. Но Промысл Божий предопределил Галине в этот день сватовство иное. Елизавета пригласила её зайти к матушке Магдалине. Та, увидев Галю, сразу предсказала ей, что она будет монахиней. И сама Галя в беседе с игуменьей поняла: если она и хочет быть невестой, то только Христовой. Анна Кузьминична, узнав о таком повороте дела, очень расстроилась: «Какое тебе монашество? На монахов гонения, да и духовных наставников сейчас не найти». - «А нам хватит одной матушки игуменьи», — не испугалась Галина. Впрочем, в сестринство вступать пока не стала, боялась: вдруг мать права, и ей, с её бойким характером, лучше выйти замуж? Решила, что время само покажет ей, как поступить.

Так и вышло. Как-то игуменья Магдалина сильно заболела, все думали, что она скоро умрёт. Галя, обливаясь слезами, сидела около матушки. «Что ты плачешь?» — спросила её та. «Плачу, что я не ваша! Что я не в монашестве…» — всхлипывая, ответила Галина. Матушка обрадовалась: «Как не наша? Да мы тебя сегодня же оденем!» В ту же ночь Галину облекли в рясофор. Для всех это стало полной неожиданностью. Одна из старших сестёр вслух изумилась: «Матушка, кого вы одели-то?! Это же веретешко!» Кипучая неугомонность девушки действительно была притчей во языцех. Отец Игнатий (Кевролетин), к которому Галина ходила на воскресные беседы, иногда при всех спрашивал её:

— Галя, ты на службе была сегодня?
— Была, батюшка.
— А в клуб заходила?
— Заходила.
— И потанцевать успела?
— Успела.
— А на беседу тоже успела?
— Тоже успела…

«Туда не сошлёте, где Бога нет…»
Через некоторое время Галя по благословению игуменьи поступила в медицинское училище. Её родственница Фёкла прислала ей письмо, в котором укоряла за неосмотрительный выбор профессии: мол, тебя в армию заберут, а там придётся мужчин осматривать и лечить, какая же ты после этого монахиня? Галина от таких доводов смутилась и решила дальше не учиться. И на следующий день не пошла на занятия. Но прозорливая настоятельница неожиданно спросила её: «Что там тебе Феколка написала? Иди, учись, кому-то и там надо быть». И добавила: «Война будет, на войну пойдёшь. Будешь в армии, прослужишь, придёшь домой, поживёшь в монастыре и будешь чиста. Останешься живой. Долго проживёшь, и за тобой доходят». Надо сказать, что предсказания игуменьи Магдалины о судьбе Гали Засыпкиной сбылись с полнотой и точностью.

Благословение наставницы на всю жизнь придало и без того смелой Галине какое-то непоколебимое бесстрашие. Она не скрывала своей веры. Могла, например, спокойно перекрестить при всех сотрудниках документы перед началом работы. Она без страха носила передачи арестованным сестрам, добивалась свиданий. В 30-е годы на такие поступки мог решиться только человек твёрдой веры и отчаянной храбрости. Её много раз допрашивали, но не арестовывали.

В 1938 году Галина жила в Свердловске на квартире послушницы Вассы Воробьёвой. У девушек часто останавливался старец Игнатий (Кевролетин), который вынужден был скрываться от гонений. Однажды поздно вечером в дверь постучали. Спросили Воробьёвых, но Галя сразу поняла, в чём дело, и спрятала отца Игнатия в подполе, а сверху поставила кадку с водой.

Вошли пятеро чекистов.
— С кровопийцами знаешься? — спросили её сразу.
— У нас тут клопов нет, — пожала плечами Галина.
— Ну как? С попами знаешься?
— Знаюсь. Разве же они кровопийцы? Такие же люди, как и мы.
— Да вот пахнет тут длинноволосым!
— Так ведь девушки одни живут, как не длинноволосые?
— Монах был у вас?
— Был.
— Что вы делали?
— Отужинали, и он ушёл.
— Куда?
— Ну не настолько же я глупа, чтобы спрашивать старшего, которому седьмой десяток: «Куда вы пойдёте?» Да он бы мне ответил: «Какое твоё дело?!»
— А если тебя сослать туда, где птицы не летают?
— А мне птицы-то совсем и не нужны. Всё равно туда не сошлёте, где Бога нет!

«Я скорее голову отдам, чем крест»
Началась Великая Отечественная война — и сбылись пророческие слова матушки Магдалины: Галю Засыпкину отправили на фронт. Работать пришлось сначала в санитарном поезде, потом в госпиталях.

Послушница Галина и здесь осталась верна себе: никогда не снимала крест и не скрывала своей веры. Ещё до войны коллеги в больницах говорили ей, что крест в такое время носить опасно, называли её сумасшедшей. Та отвечала: «Как же можно без креста жить, если крещёные?! Ещё неизвестно, кто с ума сошёл: я или те, которые крест снимают». Вначале она носила крест пристёгнутым на булавку к внутренней стороне одежды, но всё же его заметили и доложили комиссару. Тот вызвал к себе Галину и потребовал снять крест. «Я скорее голову отдам, чем этот крест», — сказала Галина. После этого разговора она повесила крест на шею: раз узнали — знайте.
В 1943 году Галя вместе с подругой Анной попала в фашистский плен.

Во время пыток Галине и трём другим пленным содрали ногти с обеих рук, потом бросили в яму. Эту яму собирались залить известью, но её не оказалось. Немцы поехали за известью и, по какой-то странной случайности, не поставили у ямы часового. Галя поняла, что эти минуты Бог даёт им, чтобы спастись из плена. Они с подругой выкарабкались из ямы и побежали к лесу. За спиной началась стрельба. Девушки упали на землю и поползли. Ранение в спину у Галины долго давало о себе знать…

Схимонахиня Николая
После победы и демобилизации Галя, так долго мечтавшая о монастыре, прямо в солдатских галифе отправилась с тремя спутницами на Украину. В России в то время все женские монастыри были закрыты. Они хотели поступить в какой-нибудь киевский монастырь, но одна из её спутниц была в 30-е годы репрессирована, и теперь ей не разрешалось жить в крупных городах. Поэтому будущие монахини отправились в Золотоношу Черкасской области, где действовала Иоанно-Богословская Красногорская обитель.
Игуменья Красногорского монастыря выдала им юбки и приняла в число сестёр. Здесь в 1950 году Галя Засыпкина приняла монашеский постриг с именем Николая.
Энергичная и решительная, она была правой рукой игуменьи.

В 1963 году, когда началась новая волна гонений на верующих, закрыли и Красногорский монастырь. Матушке Николае пришлось вернуться в Свердловск, о чём она очень печалилась. Однако и в миру она продолжала вести монашеский образ жизни. В 70-е годы вокруг неё постепенно собралась небольшая община монашествующих и мирян, получавших немалую пользу от её советов.

В последние годы матушка Николая, тогда уже схимонахиня, жила в небольшой квартире со своей келейницей монахиней Сергией. Бог судил ей увидеть начало возрождения её родного Ново-Тихвинского монастыря. Летом 1995 года к ней приехали настоятельница и сестры возобновлённой обители. Ей было уже за восемьдесят, болезни не позволяли ей выходить из дома и бывать в храме, о чём она очень скорбела. Но каждый день она вычитывала службу дома. Исповедовали и причащали её на дому.

У изголовья матушки Николаи висели фотографии двух молитвенниц, чьим примером она руководствовалась и на чью помощь всегда надеялась — схиигуменьи Магдалины и схимонахини Евфросинии. Каждый вечер она просила их молитв и, как верная послушница, брала благословение игуменьи.

На Рождество 1997 года поздравить матушку Николаю пришло, как всегда, много духовных чад. Она сама приготовила праздничное угощение, пригласила всех на трапезу, но гости стали замечать, что сама матушка ничего не ест и выглядит очень болезненно. Как оказалось, у неё была температура под сорок, но она, превозмогая себя, желала доставить радость своим чадам. От этой болезни матушка Николая уже не оправилась.