Свои рукописи молодой поэт присылал и привозил к знаменитому поэту Ярославу Смелякову. Ярослав Васильевич благословил молодого автора и опубликовал его стихи в журнале «Юность». Позже циклы стихов Валерия Сухарева печатались в сборниках «Литературное эхо», «Солнечные часы», «Согласно высокому знаку», «Молот и стихи». Вышли в свет книги стихотворений Сухарева «Костры эпохи», «Красное крыльцо». Валерий Сухарев прислал подборку патриотических стихотворений на конкурс «Мой город любимый».

* * *
Время заново строить Россию
В блеске солнца, в сиянье луны.
Есть желание, сметка и сила,
А варяги теперь не нужны.

Но не слепо, как пращуры наши,
Отвергая тяп-ляп и авось,
Чтобы враг был в пределах не страшен,
А друзей бы без счёта велось.

С синя моря до гор красногрудых
Пахарь шёл бы своей бороздой,
Чтоб без Каина и без Иуды
Под раскрывшейся новой звездой!

Чтоб вскипало народное вече,
Чтобы правде смотрели в глаза.
«А полезен ли нам, человече?
Мутит воду? Коленом под зад!»

Вот за это и жить ныне стоит,
Принося ум и волю стране...
Нелегко что-то заново строить,
А страну - и вдвойне, и втройне!..

Летописец, светлея, гусиным
На скрижали запишет своей:
«Осенил с гор Печорских Россию
Первозванный апостол Андрей!»

* * *
Что лопочут берёзы с осинами,
Неразумные дети земли?
Не враги Россию осилили,
А до ручки сыны довели.

И бредёт она побирушкой
По краям по чужим просить,
Кто-то бросит ей мелочь в кружку,
Но подачкой не будешь сыт!

И стучит она по обочине,
Как в лихие года, клюкой,
Ноги острым камнем обточены,
И кровавит след за собой.

Бьёт закат ей в очи горючие,
Всё бочком, всё бочком она...
Не её вы дети, а сучьи,
Не на время - на времена!

Вот об этом лопочут с рассветом
Неразумные дети земли,
Копят золото листьев на ветках,
Чтобы ветры не разнесли!

Только явится умный и сильный,
Вгонит души поганые в страх!..
Помолись о здоровье России,
О спасенье её, Патриарх!

Чувство Родины
Простор небес в закатном красном дыме,
И тянет зябко холодом земли.
Как пилигримы, стужею гонимы,
Летят под тучей с плачем журавли.

В чужой земле для них открыты двери,
Но нет там нив златых и белых рощ,
Лишь только сфинкс в своё всесилье верит,
Но уж загадкой он не бросит в дрожь.

Я кинул б край, коль вспыхнул свет зелёный
И неизвестность тайною влечёт,
Но что поделать, если ветка клёна
Рукою друга держит за плечо?

«Куда ты, милый? - шепчет мне рябина, -
Там хорошо, где нас с тобою нет.
Или забыл, как я в ночах любила
Светить тебе, когда писал куплет.

Иное солнце там, иные травы.
Шуршит в песке змеи живая плеть...»
О чувство Родины! Ты как отрава –
Не излечиться и не умереть!

А может быть, на ветр сбежать со склона,
Взмыть к облакам под солнечным лучом?
Но что поделать, если ветка клёна
Рукою друга держит за плечо?

Родина
Родина, ты розы куст пахучий,
Вяз с рябиной, речка под бугром,
А над полем с тучки да на тучу
Прыгает весёлый гром.

А луга в пожаре земляники,
Лёжа ешь, коль наклоняться лень,
А в бору в малинник загляни-ка –
И малиной пахнешь целый день.

А когда в клубок свернётся лето
И покатится под крик ворон,
Осень, как матрёшка, разодета
Да с гармошкой встанет у ворот.

Щёки у неё горят румянцем,
А глаза синее и теплей,
Расцелует жарко новобранцев,
Пожалеет их, как журавлей...

А потом зима закуролесит
И расскажет прямо чудеса:
Шла с небес семь вёрст всё лесом, лесом.
А какие в небесах леса?

Обернётся солнцем и морозом,
Путника перехлестнёт в метель,
В лунный серп согнёт порой берёзу
И нарядит, как принцессу, ель...

Родина, незримой пуповиной
Связан я - вовек не разрубить! –
С вязом, с речкой, с горькою рябиной,
А без них как жить? И как любить?

Деревня
Деревня, деревенька, деревушка,
Ты вся в воспоминаньях о былом,
А над тобою детской погремушкой
Поигрывает июньский гром.

Ты знала кнут и за волосья таску,
Но из твоих распахнутых ворот
Пошла в народ озорничать прибаска,
И «Барыня» пошла пленять народ!

Томясь душой, взыскуя, алча чуда,
Под треск лучины расшивая холст,
Дарила райский сад, где пели людям
В сиренях - Сирин, в розах - Алконост.

Детей качала под могучим дубом
И пела им былины, словно мать.
И силу ощущал в себе Поддубный
И шёл Европу силой изумлять.

- Ещё других пущу, таких же ладных, -
Сулила ты.
Скорее плюнь и дунь!..
Пошли не те, и дышишь ты на ладан,
Как будто порчу напустил колдун...

Деревня, деревенька, деревушка,
Живёшь ты на опасном рубеже.
А гром играет звонко погремушкой,
Как здесь играли дети на меже.

Пир с заплачкой
Первый камень в фундамент уложен,
И заказчик был щедр на почин.
Бабы вымыли чашки и ложки
И к столу приглашают мужчин.

Руки вымыв, окурочки бросив,
На пороге прорабской стоят,
В изумлении вскинулись брови:
«Ах вы, бабоньки, просто на ять!»

Стол роскошен! Картошка, селёдка,
Огурцы, лук, в кастрюле уха,
И царицей «Московская» водка,
Лишь в бутылках смирна и тиха.

Бригадир наполняет стаканы –
Не прикроет рукой ни одна,
И жеманиться тоже не станут,
Выпивают, не морщась, до дна.

Оживлённые лица, словечки...
И за шуткой не лезут в карман!
«Что-то бабы тихи, как овечки,
Поднести каждой полный стакан!»

И одна вдруг, нуждой истомлённая,
Но с озёрною синью глаза,
Повела песнь про иву зелёную,
И другие пошли голоса.

Разрывает мне сердце заплачка,
И по юной душе, будто бич, -
Завтра бабы, как лошади, в тачки,
Мужикам и раствор, и кирпич!

Снова ссоры и ругань со злобой,
Как огонь их истерзанных душ.
Проживи на зарплату попробуй,
Да безбожно запьянствовал муж!

А сейчас, словно девушка в хоре,
Возле ивы и возле ветлы,
Перебив водкой с песнею горе,
Так душой неизбывно светлы.

Рдеет солнце осеннее в туче,
И за них, с их нелёгкой судьбой,
Осыпается ива плакуче
Над водою, от листьев рябой...

Гибель Блока
Россия. Август. Блок и утро.
И комната, как узкий гроб.
И щёки впали, мокры кудри
И восковой высокий лоб.

И крик, крик ужаса и муки.
Какое жжение в груди!
Бессильны светочи науки,
Всесильны Смольного вожди.

А над Россией пепел с сажей
Заносит голую страну.
Жена к нему нагнётся: «Саша!»
Но он не чувствует жену.

Затвором клацают двенадцать.
Зачем Христос им? Пли! Пали!
И есть толпа, но нету нации,
А лучших морем увезли.

Какая сил, умов растрата!
А дар убийц не божий дар!
И кто-то в маске Герострата
Уж видит мировой пожар!

Страна без храмов, книг заветных,
И люди на одно лицо.
Зачем родился он поэтом?
Зачем жене надел кольцо?..

Уже лежал, лишённый боли,
Мерцали свечи в темноте,
И розы Смольного кололи,
Как тот терновник на кресте.

Волжский перстень
Волга, выплесни лунный перстень
Из русалочьих донных трав!
Вот бредёт по берегу песня,
До колен штаны закатав.

Ноги вязнут, и бьются ноги,
И плечо бечева саднит.
Нелегки голубые дороги,
Умываются потом дни.

Но иной им дороги нету,
Как брести всю жизнь бережком.
Им Саратов плеснёт рассветом,
А Самара встретит костром!

На утёсе, похожем на репу,
Что корнями крепка в земле,
По холсту брызжет красками Репин
С ремешком творца на челе.

Вы картину, конечно, видели,
Смысл её разгадать норовя, -
Если баржу вели родители,
То Россию должны - сыновья!

Вязнут ноги, и бьются ноги,
И плечо бечева саднит.
Нелегки сегодня дороги,
Умываются потом дни.

Но развеются тучи скоро,
Ведь не зря, у костра Жигулей,
Запевает Шаляпин с хором
И «Дубинушкой» машет своей.

И тогда в ноги этой песне,
Что бредёт, штаны закатав,
Волга выплеснет лунный перстень
Из русалочьих донных трав!

Зрелость
Давно не юн, пока не старец,
И не костёр, но и не дым,
И я ни капли не стараюсь
Казаться как-то молодым.

Я был им!
Грустный и весёлый,
Писавший гимны и райки,
Прошёл такую в жизни школу –
Другому сроду не пройти!

Спасибо, люди, за науку!
Моих вы не тянули жил,
Но, к счастью, на себя я руки
С отчаянья не наложил...

Конечно, я не тот уж малый,
Хотя остался в чём-то тот,
Но я теперь беру помалу
От предлагаемых щедрот.

Честь гражданина не роняя,
Её я пуще берегу,
И многое уже я знаю,
И многое ещё смогу.

Я в зрелом возрасте и силе
И размышляю, и пишу,
И горьким воздухом России
Я с наслаждением дышу.

* * *
Душа выветривается от плесени
И затхлости последних лет,
Она ещё подарит песни мне,
Каких не слышал белый свет.

Она ведёт меня по роще,
Где я, угрюмый однолюб,
Спрошу осину: «Что ты ропщешь?
Что пасмурен, сутулый дуб?»

Играет иволга на флейте,
Как новобранец свет-зарю.
Выспрашивает чибис: «Чей ты?!»
«Да свой», - с улыбкой говорю.

Я внук крестьян, я сын рабочих,
Что были молотом с серпом.
Вот оказался на обочине,
Путь в направлении каком?

Была дорога, да заброшена,
Вела, наверно, не туда.
И вдруг я слышу огорошенно:
«Туда, касатик, я! Туда!»

Грозы августа
Грозы августа ветер относит,
Замирают, как пушечный гром.
Из ковша золотого осень
Мёдом потчует и вином.

Я уже не ворона, а сокол,
Куст не страшен, а путь мой в зенит.
Высоко ещё солнце, высоко,
На лучи опираясь, звенит.

В поле тянут семьёй всей репу,
В окнах маками личики краль.
Грозы яблонею свирепо
Потрясали страну и край!

Что-то новое, свежее явлено,
Но, наверное, не к добру
Раскатились плоды от яблони –
С утра до ночи не соберу.

А найдёшь - то черви, то горечь,
Плод такой не украсит стол.
За оружье схватился горец,
Москалю кажет дулю хохол...

Были митинги, речи, флаги,
А сейчас как сиротка душа...
Нацеди-ка мне, осень, браги
Или дай испить из ковша!

Сорока
Люди зря ославили сороку,
Сплетница сорока, то да сё,
Мол, она летает недалёко,
В подоле такое принесёт...

Вот сидит в одежде под берёзу,
Греется на солнечных лучах.
Никогда вы к ней не подберётесь:
Поглядит - и ну давай кричать!

А живёт она монашьи скрытно,
В стороне от прочих всех сорок.
Любопытна? Очень любопытна!
Любопытство, впрочем, не порок!

Всё заметит: волка, и лисицу,
И непрошеных чужих гостей...
У того, кто так ославил птицу,
Видимо, язык был без костей!

Моя пашня
Не угасай, мой день вчерашний!
И новый день, зажги звезду!
Как Лев Толстой на чёрной пашне,
Свою я борозду веду.

И налегаю крепко, честно
Всей грудью я на сошники,
Протяжные пою я песни,
Забыв фривольные стишки.

В ней, песне, мать моя проглянет,
Смеясь над шуточкой отца,
Сын засмеётся, что так рано
Шагнул в могилу со крыльца.

Мне с ними сроду не расстаться!
А полю не видать конца.
Уже мои немеют пальцы,
И пот ручьём бежит с лица.

И может быть, слегка помешкав,
Расслабясь, лягу под кустом.
Но что мне скажет сын с усмешкой?
Как посмотрела б мать с отцом?

Закатом край небес распахнут,
Кровоточа, стоит луна,
А поля только часть распахана,
А пашня ждёт уж семена.

И, вспоминая день вчерашний
И новый, что горит звездой,
Иду, как Лев Толстой, по пашне,
Светясь в потомках бородой.