Журавли

С каждым днём всё больше самолётов,

С каждым годом меньше журавлей...

Осушили, без ума, болото,

Пересох журчащий здесь ручей.

Лес поник и не живут в нём птицы,

Малым птахам видно с высоты,

Как огонь в болоте шевелится,

Пробиваясь дымом сквозь пласты.

Как дракон, огонь над сушей взреет,

Затрещит, в жгуты свиваясь, лист,

Убежать бы деревам скорее,

Да от страха ноги отнялись!

И дрожат за жизнь свою избушки,

Их страшит и громовая высь.

А туристам говорят старушки:

«Журки жили, да перевелись».

И не так сказал Расул Гамзатов,

Местности рязанской журавли

Записались осенью в солдаты

И в поход неведомый ушли.

Возвращенья долго ждать придётся,

Может не дождаться никогда...

Журавель взлетает над колодцем,

Ломит зубы, будто лёд, вода.

Освежившись, с мыслями собраться.

Видно, изумляя дол и лес,

Взмоют деревянные собратья

И «курлы» послышится с небес.

 

Деревня

Деревня, деревенька, деревушка,

Ты вся в воспоминаньях о былом,

А над тобою детской погремушкой

Поигрывает июньский гром.

Ты знала кнут и за волосья таску,

Но из твоих распахнутых ворот

Пошла в народ озорничать прибаска,

И «Барыня» пошла пленять народ!

Томясь душой, взыскуя, алча чуда,

Под треск лучины расшивая холст,

Дарила райский сад, где пели людям

В сиренях — Сирин, в розах — Алконост.

Детей качала под могучим дубом

И пела им былины, словно мать.

И силу ощущал в себе Поддубный

И шёл Европу силой изумлять.

— Ещё других пущу, таких же ладных,

— Сулила ты.

Скорее плюнь и дунь!..

Пошли не те, и дышишь ты на ладан,

Как будто порчу напустил колдун...

Деревня, деревенька, деревушка,

Живёшь ты на опасном рубеже.

А гром играет звонко погремушкой,

Как здесь играли дети на меже.

 

Сорока

Люди зря ославили сороку,

Сплетница сорока, то да сё,

Мол, она летает недалёко,

В подоле такое принесёт...

Вот сидит в одежде под березу,

Греется на солнечных лучах.

Никогда вы к ней не подберётесь:

Поглядит — и ну давай кричать!

А живёт она монашьи скрытно,

В стороне от прочих всех сорок.

Любопытна? Очень любопытна!

Любопытство, впрочем, не порок!

Всё заметит: волка, и лисицу,

И непрошеных чужих гостей...

У того, кто так ославил птицу,

Видимо, язык был без костей!

 

Зрелость

Давно не юн, пока не старец,

И не костёр, но и не дым,

И я ни капли не стараюсь

Казаться как-то молодым.

Я был им!

Грустный и весёлый,

Писавший гимны и райки,

Прошёл такую в жизни школу -

Другому сроду не пройти!

Спасибо, люди, за науку!

Моих вы не тянули жил,

Но, к счастью, на себя я руки

С отчаянья не наложил...

Конечно, я не тот уж малый,

Хотя остался в чём-то тот,

Но я теперь беру помалу

От предлагаемых щедрот.

Честь гражданина не роняя,

Её я пуще берегу,

И многое уже я знаю,

И многое ещё смогу.

Я в зрелом возрасте и силе

И размышляю, и пишу,

И горьким воздухом России

Я с наслаждением дышу.

 

Грозы августа

Грозы августа ветер относит,

Замирают, как пушечный гром.

Из ковша золотого осень

Мёдом потчует и вином.

Я уже не ворона, а сокол,

Куст не страшен, а пуп мой в зенит.

Высоко ещё солнце, высоко,

На лучи опираясь, звенит.

В поле тянут семьёй всей репу,

В окнах маками личики краль.

Грозы яблонею свирепо

Потрясали страну и край!

Что-то новое, свежее явлено,

Но, наверное, не к добру

Раскатились плоды от яблони –

С утра до ночи не соберу.

А найдёшь — то черви, то горечь,

Плод такой не украсит стол.

За оружье схватился горец,

Москалю кажет дулю хохол...

Были митинги, речи, флаги,

А сейчас как сиротка душа...

Нацеди-ка мне, осень, браги

Или дай испить из ковша!

 

Моя пашня

Не угасай, мой день вчерашний!

И новый день, зажги звезду!

Как Лев Толстой на чёрной пашне,

Свою я борозду веду.

И налегаю крепко, честно

Всей грудью я на сошники,

Протяжные пою я песни,

Забыв фривольные стишки.

В ней, песне, мать моя проглянет,

Смеясь над шуточкой отца,

Сын засмеётся, что так рано

Шагнул в могилу со крыльца.

Мне с ними сроду не расстаться!

А полю не видать конца.

Уже мои немеют пальцы,

И пот ручьём бежит с лица.

И, может быть, слегка помешкав,

Расслабясь, лягу под кустом.

Но что мне скажет сын с усмешкой?

Как посмотрела б мать с отцом?

Закатом край небес распахнут,

Кровоточа, стоит луна,

А поля только часть распахана,

А пашня ждёт уж семена.

И, вспоминая день вчерашний

И новый, что горит звездой,

Иду, как Лев Толстой, по пашне,

Светясь в потомках бородой.

 

Душа

Душа выветривается от плесени

И затхлости последних лет,

Она ещё подарит песни мне,

Каких не слышал белый свет.

Она ведёт меня по роще,

Где я, угрюмый однолюб,

Спрошу осину: «Что ты ропщешь,

Что пасмурен, сутулый дуб?»

Играет иволга на флейте,

Как новобранец, свет-зарю.

Выспрашивает чибис: «Чей ты?!»

«Да свой», — с улыбкой говорю.

Я внук крестьян, я сын рабочих,

Что были молотом с серпом.

Вот оказался на обочине,

Путь в направлении каком?

Была дорога,  да заброшена,

Вела, наверно, не туда.

И вдруг я слышу  огорошенно:

«Туда, касатик, я! Туда!».

 

Весна

Гнёзда на берёзах, на осинах,

И грачей гортанный громкий гам,

Будто горцы въехали в Россию

И свои папахи — деревам.

Скоро будет племя молодое

Узнавать в своём значенье день.

Талою целебною водою

Умываться солнышку не лень.

Как в просторе руки разбросало,

Из проталин вытянув дымки.

Скоро над полями, над лесами

Полетят журавок косяки.

И опять у Спасска, у Касимова

Развернутся с дрожью на ветру,

Словно будет девушка косынкой

Мне махать и плакать поутру.

Вижу взгляд и чувствую походку,

Запах золотых её волос.

Коль нашёл, так береги находку!

Мне же уберечь не довелось.

Журавли летели и кричали...

У калитки, где был светлый дом,

Вскинула косынку и в печали

Обернулась белым журавлём.

Разум с сердцем в вечном поединке,

Потому весною каждый год

В сердце клином падает косынка,

Как берёзу разрывает, рвёт.

 

Волжский перстень

Волга, выплесни лунный перстень

Из русалочьих донных трав!

Вот бредёт по берегу песня,

До колен штаны закатав.

Ноги вязнут, и бьются ноги,

И плечо бечева саднит.

Нелегки голубые дороги,

Умываются потом дни.

Но иной им дороги нету,

Как брести всю жизнь бережком.

Им Саратов плеснёт рассветом,

А Самара встретит костром!

На утёсе, похожем на репу,

Что корнями крепка в земле,

По холсту брызжет красками Репин

С ремешком творца на челе.

Вы картину, конечно, видели,

Смысл ее разгадать норовя, —

Если баржу вели родители,

То Россию должны — сыновья!

Вязнут ноги, и бьются ноги,

И плечо бечева саднит.

Нелегки сегодня дороги,

Умываются потом дни.

Но развеются тучи скоро,

Ведь не зря, у костра Жигулей,

Запевает Шаляпин с хором

И «Дубинушкой» машет своей.

И тогда в ноги этой песне,

Что бредёт, штаны закатав,

Волга выплеснет лунный перстень

Из русалочьих донных трав!