Село считалось немецким, и к привычной смеси фамилий оренбургской провинции вроде Кузнецов–Маникбаев добавились экзотические – Фогель, Квиринг, Цайгер… Но к этому быстро привыкаешь. В остальном никаких отличий. Да и откуда им взяться, если предки многих российских немцев ведут свой род ещё от переселенцев екатерининских времён?
Правда, врождённая немецкая аккуратность («аллес ин орднунг») всё равно просвечивала сквозь века приобщения к русскому равнодушию к эстетике быта: дома на улицах вытянуты в линию, как по ниточке, возле каждого – аккуратные палисадники с ухоженными клумбами. В домах, по-советски небогатых, – порядок и чистота. Отличительная примета немецких жилищ – наличие какого-нибудь этнического или исторического артефакта: старинных часов-ходиков или архаичной вышивки крестиком умилительных цветочков с афоризмом, выполненным готическим шрифтом. Почти во всех семьях – старинные фотоальбомы, по которым можно проследить историю предков вплоть до пятого колена.

Заметной чертой немцев было и трудолюбие с практической хваткой: ещё недавно на оренбургских рынках многие становились в очередь за красногвардейской колбасой или переволоцким подсолнечным маслом, потому что производили их местные немцы, а значит, качество продукции по определению было высоким. Говорю обо всём этом в прошедшем времени, потому что в восьмидесятых-девяностых очень многие немецкие семьи покинули Оренбуржье и уехали на историческую родину. В Германии оказались почти все мои одноклассники. Нет никаких причин упрекать их за это. Во-первых, меняли и меняют до сих пор родину не только немцы. Во-вторых, были причины для массового исхода - не только человеческие, социальные, но и исторические: верой и правдой служившие России сотни лет, российские немцы вписывали свои имена в летопись славных дел, но далеко не всегда получали благодарность и должное уважение со стороны государства российского. В прошлом веке клеймо гитлеризма легло на ни в чём не повинных россиян, и они в полной мере и полной чашей хлебнули вместе с другими народами СССР не только репрессий, депортации, но и унижений – только за то, что принадлежали к великой европейской нации, с которой однажды случилась великая историческая трагедия.

Тем большее уважение заслуживают те, кто не уехал или даже вернулся назад (и такие есть!), считая своей родиной наши края, кто трудится, преображая жизнь к лучшему в самых разных отраслях экономики и культуры, не забывая при этом ни своих корней, ни обычаев и языка предков.

«России Пётр Великий»
- Пётр Васильевич Ремпель это Вы? – спросил я сидящего на скамеечке у подъезда дома на Луговой пенсионера (человека, с которым договорился о встрече, в лицо я не знал).
- Не Ремпель, а России Пётр Великий, - с юмором отвечал пожилой, но живой и бодрый мужчина. Оказывается, так он расшифровал свои «ФИО». Придумали ему такую весёлую расшифровку совсем в невесёлом и далеко не в юморном месте – в совхозе «Заполярном», в 60 километрах от Воркуты, куда 15-летний парнишка попал в 1943-м не по своему желанию, а по воле «отца народов». Высылка десятков тысяч семей из Украины и центральных районов страны – это ещё одна чёрная страница истории российских немцев, которой в этом году исполнится 70 лет. Лишившись в 37-м из-за репрессии отца, обыкновенного хлебороба, Пётр Ремпель, не знавший из-за тягот и лишений детства, не узнал и сколько-нибудь радостной юности.

- Первыми, кто меня встретил с радостью, были комары. Обняли со всех сторон, - ещё раз демонстрирует удивительное для 82-летнего человека чувство юмора Пётр Васильевич. Наверное, именно это качество помогало ему выживать в тяжёлые, драматические периоды жизни. Недавно он записал по памяти на листочке фамилии тех немецких пацанов, которые вместе с ним приехали в телячьих вагонах в малопригодные для жизни края - для осушки болот, рытья траншей и работы на шахтах. Вспомнилось десятка два имён, в живых из которых не осталось никого…

Пётр страдал от истощения и простуды, чуть не помер от малярии. Жизнь трудармейцев мало чем отличалась от заключённых – та же колючая проволока, такая же, как у преступников, баланда и восьмисотграммовая пайка хлеба. Мальчишки съедали её разом, а потом ходили голодные…

Через два года хваткий юноша овладел столярным ремеслом настолько, что снискал славу мастера. У местного начальства он стал нарасхват, и потому, когда однолеток забрали на воркутинские шахты, Пётр остался в совхозе. Потому и выжил.

В 45-м Ремпель получил свободу перемещения по зоне, в 47-м - статус спецпоселенца и стал рабочим совхоза «Новый бор» Уселемского района. Лишь через девять лет узнал о судьбе матери, которая из ссылки в Казахстан к тому времени перебралась в Оренбург. Ещё через три года, с женой и двумя детьми, Пётр приехал в Оренбуржье. До 1978 года работал учителем труда в Беляевской средней школе. Да-да, той самой, в которой не так давно случилась беда - погибли школьники.
- Если бы я там был, - забыв про возраст, горячится Пётр Васильевич, - трагедии бы не случилось.

Он начинает в деталях объяснять, что неправильно сделала ремонтная бригада – перегрузили крышу, не учли толщину стен и особенности фундамента. Чувствуется, пенсионер до сих пор живёт интересами школы, которой отдал первые годы нормальной жизни «на материке»…
Переехав в Оренбург, Ремпель до пенсии работал в автобазе связи. Ни в комсомол, ни в партию не вступал. На родину обиды не таит. Обижается больше на родное предприятие: совсем забыли там про пенсионеров и ветеранов войны и тыла.

- Другим – подарки, открытки к праздникам, а нам – ничего…
Во времена массового возвращения немцев на историческую родину позвали туда и Ремпеля.

- Целый год решал: ехать или нет, – признаётся Пётр Васильевич. - Наконец в 1994-м уехал. Полтора года он чувствовал себя деревом, пересаженным в чужую землю. Не выдержал. Как когда-то юнцом, по чужой воле отправился Ремпель за Полярный круг, так теперь по своей – помчался в Россию. Где родился, там и пригодился. Недаром – «России Пётр Великий».

«Меня поддержал Кабалевский»
- Пауль Эрнстович, люди в музыкальном мире, называя Вашу фамилию, ко всем другим заслугам добавляют, что Альтнер возродил аккордеон в Оренбурге. Это правда?
- Аккордеон никогда не умирал. Но душили его крепко. И не только в Оренбурге, но и во всём Советском Союзе. Это правда. Сегодняшней молодёжи уже трудно представить, что в их стране когда-то объявляли «фашистскими»… музыкальные инструменты вроде аккордеона, тромбона, саксофона и даже целое музыкальное направление - джаз. Постановлением партии и правительства велась борьба с «формализмом в искусстве». Под гласным и негласным запретом находились великие имена: в музыке – Шостакович, Мурадели, Прокофьев, в литературе – Зощенко, Ахматова и другие. Это мракобесие распространялось на любую художественную форму творчества, и любая формальная новизна трактовалась как преклонение перед Западом.

Семилетним ребёнком Пауль в 37-м лишился отца, тогда редактора немецкой переволоцкой газеты Stalins Weg. «Сталинский путь» на самом деле обернулся для журналиста дорогой на тот свет. Семья бежала из Кичкасса в Оренбург.

После войны страну заполонили трофейные, привезённые из Германии аккордеоны. Паренёк Альтнер услышал голос инструмента на оренбургском базаре и навсегда был им очарован и пленён. Правда, заполучить его в руки удалось далеко не сразу: даже школу к тому времени пришлось бросить – есть было нечего.

Пауль пошёл работать столяром на мебельную фабрику, доучивался в вечерней школе. Искусство игры на аккордеоне постигал самоучкой, самостоятельно овладел и нотной грамотой.
- Читать же все учатся, - просто объясняет свои способности Пауль Эрнстович, - вот и я ноты выучил…

Сравнение со всеми, скажем, очень скромное – некоторые всю жизнь по складам читают, а Альтнер без отрыва от работы подготовился к экзаменам, сдал и прошёл по конкурсу в Чкаловское музыкально-педагогическое училище. Мастерство игры на аккордеоне приходило быстро, ибо практики хватало: с двумя солистами Альтнер подрабатывал в кинотеатре «Буревестник» двадцатиминутными концертами перед сеансами.

Когда Пауль перешёл на последний курс, начались те самые гонения на аккордеон. Закрыли обучение во всех музыкальных школах, училищах. Альтнеру всё-таки дали закончить учёбу, но в конце пришлось дополнительно сдавать экзамен по баяну. Только переучившись на этот инструмент, Пауль смог поступить в Новосибирскую консерваторию. Ничего не имея против прекрасного баяна, Альтнер и другие музыканты, тем не менее по всей стране начали борьбу за реабилитацию (даже для музыкальных инструментов это слово было актуальным!) аккордеона. Благо в Оренбурге Пауль Эрнстович был не одинок: чуть раньше Альтнера в музпедучилище учился другой музыкант – Близнецов. Парень вместе с отцом попал в список врагов народа и прямо из пионерлагеря, где проходил практику, загремел в места не столь отдалённые. Отсидев семь лет, так и не поняв, за что, он добился реабилитации, дошёл до самой Фурцевой и смог закончить учёбу. Именно Близнецов, став впоследствии директором музыкальной школы, пригласил преподавать аккордеон Пауля Альтнера.

Это по тем временам было вызовом ретроградам от музыки, но Близнецов с отчаянностью невинно пострадавшего на него пошёл. Преподавание игры на аккордеоне вскоре ввели и в музпедучилище. Из Министерства культуры советовали уволить Альтнера, мол, много себе позволяет и идёт наперекор политике партии и правительства в области культуры. А позволял он себе всего-то ничего: писал письма, заметки, отчёты о концертах в центральную прессу. Кое-что достигало печатной страницы, например «Комсомольской правды», и это сильно раздражало высоких чиновников. В журнале «Музыкальная жизнь» - главном в то время в стране печатном органе профессионалов – опубликовали письмо Альтнера о необоснованном запрете прекрасного инструмента – аккордеона. Неожиданно в следующем номере издания на двух страницах появилась статья в поддержку Пауля Эрнстовича одного из величайших композиторов того времени Дмитрия Кабалевского. Потом были выступления Соловьёва-Седого, Утёсова…

- Воевали ведь тогда не только аккордеонисты-баянисты, но и гитаристы шести- и семиструнники – чья лучше? Спорили, какую домру оставить в искусстве – трёх- или четырёхструнную? Глупость доходила до полного запрета музыкальных инструментов.

Наконец в этой затхлой идеологической атмосфере повеяло свежим ветром. Восемь лет в Оренбурге Альтнер боролся за право на жизнь аккордеона. И уже одним этим оставил след в музыкальной культуре нашего края. А в 1965 году он создал один из первых в стране оркестр аккордеонистов, в который вошли бывшие его выпускники из музыкальной школы №2. С этим музыкальным коллективом Пауль Альтнер, а с ним и Оренбург, прогремел на весь Советский Союз. С годами аккордеон стал привычным и обычным инструментом, а тогда это было сродни подвигу.

- Я не боялся, что уволят, - вспоминает то время Пауль Эрнстович. – Молодой был, задиристый. Меня даже это как-то раззадоривало. А работу – нашёл бы: тогда при каждой, даже сапоговаляльной, фабрике обязательно была самодеятельность. За этим строго следили. Так что без хлеба не остался бы…
Альтнер - настоящий подвижник оренбургской музыкальной культуры. Ему уже больше 80-ти, но только два года назад он отошёл от преподавательской деятельности, которая насчитывает 50 лет!

«Родному языку верны…»
Закончив педагогическую работу, Пауль Эрнстович тем не менее продолжает общественную: более двадцати лет руководит ансамблем «Ретро» при областной общественной организации немцев «Возрождение». Аккордеонисты собираются для репетиций в небольшой квартире Альтнера в проезде Коммунаров.

В Центре нашёл применение своим способностям и Пётр Васильевич Ремпель. Три года назад в Национальной деревне открылось немецкое подворье. Много в музее немецкого быта сделано его руками и с его помощью. Есть в музее и экспозиция, посвящённая Ремпелю и другим трудармейцам.

По свидетельству руководителя «Возрождения» Леонида Райзиха, несмотря на массовый выезд немцев в Германию, Оренбуржье находится на первом месте по их численности в Приволжском федеральном округе.

- Главная задача объединения «Возрождение» - сохранить немецкую культуру в нашей области. Кроме оренбургского Центра на улице Правды, её очаги имеются в Орске, Бугуруслане, Соль-Илецке, Переволоцком, Красногвардейском и Акбулакском районах. В Центрах действуют 16 творческих кружков, в первую очередь народной немецкой песни, танцев. Нас радует, что наши курсы немецкого языка посещают люди различных национальностей.

С 1994 года сложилась традиция ежегодных празднований Дней немецкой культуры. Оренбург стал центром притяжения и встреч немцев из других регионов страны. В течение многих лет в зоне отдыха «Дубки» работает летний лингвистический лагерь, куда приезжают до 130 детей российских немцев из Татарстана, Башкирии, Самарской и, конечно же, Оренбургской областей.

Немецкая речь звучит в Оренбурге не очень часто, но она такая же неотъемлемая часть языкового многоголосья, как и любая другая речь населяющих его народов. Эта речь сопровождала всю историю зарождения, освоения и развития края. А сколько немецких имён на слуху в сегодняшний день!
Юрий Берг – губернатор Оренбургской области, Виктор Франц – глава г. Орска, Яков Тевс – глава Переволоцкого района, Пётр Тейхриб – глава Адамовского района, бывший оренбуржец Александр Реймер – директор Федеральной службы исполнения наказаний России, Пётр Тиссен – руководитель института физической культуры при Оренбургском госуниверситете.

И ещё много других уважаемых людей, работающих во славу области и Российского отечества. Да что там люди – ведь целый город Оренбург носит немецкое имя. И это не случайно! А это что-нибудь да значит.
(Продолжение следует.)